-- Ой, мамонька!
Сурра ужаснулась, услышав знакомый голос, дёрнулась, попыталась перевернуться.
-- Эдэн, сестричка? -- голос её с забытья сорвался на хрип.
На неё надвинулась тень: поравнявшийся с ними всадник ударил её коленом в лицо. Связанные за спиной руки отозвались болью в запястьях.
-- Тихо! -- властно приказал мужской голос.
-- Су, милая, тебе больно? -- заверещала Эдэн и тут же придушенно замолкла.
-- Не трогайте её, -- отозвалась дэфе.
Новый удар коленом в голову заставил её замолчать.
-- Тихо! -- оборвал тот же голос.
Ужас сковал сознание Сурры: уши заложило, бешено забилось сердце, в глазах потемнело от ярости.
"Проклятие! Эдэн, сестричка, как они схватили тебя?! За что? Зачем ты им? А я зачем? Так что всё-таки делать? Бежать? Бежать в Сови-Тава от верэнга -- какая глупость. Тогда выяснить для начала, что им от нас надо... Ведь надо же им что-то, кабы мы всё ещё живы? Меня и Эдэн взяли в плен. Зачем? Я была в лесу, Эдэн в деревне... Однозначно им что-то от меня надо... не от Эдэн же. Рэпэк будет нас искать! Да, конечно, Рэпэк нас не оставит! Сколько мы уже едем и куда? -- она задёргалась, пытаясь вывернуться и взглянуть в небо. Ничего не вышло. -- Дождь смывает следы, надо оставить Рэпэку знак. Но как? Руки-то связанны. Придумаю что-нибудь потом. А пока надо делать всё, что они хотят. Надо быть смирной, а когда поверят, что я готова на всё... а если меня убьют раньше? А если убьют Эдэн?!" -- Сурра вздрогнула и тряхнула головой, пытаясь избавиться от гадких мыслей.
-- Больно... -- как можно жалостливее простонала она и заёрзала, пробуя устроиться поудобнее.
Сильные руки вцепились в плечи, подтянули её.
Легче не стало, закололо в боку, заныли онемевшие мышцы. Сурра согнула руки, насколько позволяла верёвка, и попробовала пошевелить пальцами. Где там! Она вытянула шею, чтобы удостовериться в том, что пальцы всё ещё слушаются её, вернее в том, что они вообще есть. Постепенно кровообращение восстанавливалось, и теперь её тело пронзали тысячи острых иголочек. Более того, Сурру донимал непрекращавшийся свербивший зуд в носу, она то и дело вроде бы собиралась чихнуть, но так и не могла.
Потом ей, наконец, удалось приподнять голову: взгляд её встретился со взглядом сестры. Глаза Эдэн были дикими от страха: истерия и суеверный ужас, боязнь леса, верэнгов, боязнь за себя, за неё -- это читалось в них.
Весь день шёл дождь, шёл и шёл, наводя тоску и уныние. Но несмотря на то, что под густыми кронами деревьев Сови-Тава они почти не чувствовали его, им было нестерпимо холодно. Сурре не верилось, что она когда-нибудь просохнет и сможет согреться. Эдэн, которую кто-то из верэнгов укрыл грубым плащом из телячьей кожи, дрожала, не переставая.
Они выехали на небольшую поляну, посередине которой горел костёр. Возле огня грелось пятеро верэнгов. Ещё столько же лежало и сидело в некотором отдалении от костра. Те, что были ближе, зашевелились, некоторые встали. Двое подошли к Сурре и, подхватив под руки, поволокли к огню. Её бросили возле костра и возбуждёнными голосами наперебой стали задавать вопросы. Она стоически молчала, стиснув зубы, делая вид, что не понимает ни слова по-верэнгски. Вскоре варварам это надоело, и они, должно полагать, потеряв к ней всякий интерес, стали рассаживаться вокруг костра. Один, криво улыбнувшись Эдэн, протянул ей бурдюк с водой и несколько кусков мяса на тыквенной тарелке. Сестре на время развязали руки, и она смогла есть сама и кормить Сурру.
Покончив с мясом, согревшись и немного успокоившись, насколько это было возможно, дэфе привалилась спиной к дереву и попыталась привести мысли в порядок. Эдэн лежала рядом, положив голову ей на колени, и умиротворённо сопела, забывшись глубоким сном уставшего до смерти ребёнка.
Сурра смотрела на затянутое тучами, беззвёздное небо и думала о том, какая участь ожидает её и сестру: быть может, смерть, быть может, что-то, что хуже смерти...
Прежде чем заснуть, она долго ворочалась, переворачиваясь с боку на бок, спать мешали впивавшиеся в бок камни и связанные за спиной руки. Неловкими движениями она попыталась натянуть на себя сползший плащ. Верэнги не считали, что пленники нуждаются в покрывалах или каком-либо другом укрытии от дождя и ветра. Лишь остатки костра и Эдэн, свернувшаяся калачиком и прижавшаяся к её спине, сохраняли остатки тепла...
Очнулась Сурра на рассвете от сильного толчка в спину -- её внимательно рассматривал один из варваров: здоровый, с обнажённым торсом, крест-накрест перетянутым кожаными полосами, и ожерельем, состоявшим из изумительно белых, как на подбор, зубов тигра, на могучей шее. Из-за широкого пояса воина торчали кнут и огромный рап-сах, в полтора раза больше того, что был у неё до пленения.
"На вид лет пятьдесят... значит, двадцать три где-то".
...Для верэнга, становившегося взрослым в девять, в шестнадцать достигавшего лучшего возраста и заканчивавшего свой бренный путь в тридцать (если повезёт, конечно), год тянулся столько же, сколько для человека три, или пять для феа. Выглядели верэнги по-разному: кто старше, кто моложе, но в основе своей схема была простой -- лет до семи всё было, как у людей, потом следовал резкий скачок (это о мужчинах сейчас), и в пятнадцать верэнг выглядел на тридцать. Дальше по нарастающей: в двадцать -- на сорок, в двадцать пять -- на шестьдесят. А вот с верэнгскими девушками (верэчками, как для простоты называли их все хузы) было по-другому, вернее -- как и должно было бы. При усиленном внутреннем старении внешний их облик целиком и полностью соответствовал людскому. То есть верэчки независимо от возраста оставались вечно молодыми. Короче, как ни крути, а Сурра в свои тридцать два была для любого из верэнгов дремучей старухой.
Верзила бесцеремонно толкнул её, а затем, ударив кулаком в свою могучую грудь, начисто лишённую растительности, глухо буркнул:
-- Гарона.
Он изучающе посмотрел на Сурру, и, так как в ответ на своё приветствие варвар ничего не требовал, она предпочла промолчать.
Гарона же задумчиво взглянул на зубчик Лайса, выглядывавшего в просвете деревьев, потёр глаза. Присел. Провёл ладонью по мокрой от росы траве, поиграл в пальцах рамбой и решительно придвинулся к девушке.
Сурра встретилась с ним взглядом, и сердце её ушло в пятки, единственная мысль затопила беспокойное сознание: "Сейчас убьёт, гад!"
В это время за деревьями, на противоположном склоне оврага, что-то пошевелилось. Гарона обернулся, и Сурра, проследившая за его взглядом, заметила мелькнувший среди листвы силуэт: незнакомый верэнг осторожно глядел на них из зарослей.
Откинув капюшон мехового плаща, он несколько секунд напряжённо и чутко прислушивался. После того как его глаза встретились сперва с глазами Гарона, а после и с взглядом Сурры, он сделал своим невидимым спутникам знак рукой и начал медленно спускаться по склону. Вслед за ним из темноты показалось ещё трое воинов. А следом вышли и остальные. Всего их было восемь.
