– Зачем же жив остался?! Зачем людям столько страдания несу…
Ещё несколько мгновений этой исступлённого бега, и тут с разбега налетел на какую–то ель, да так и обхватил ее руками:
– Что же это! – горестно воскликнул он, – Я потерялся… где я сейчас? В лесу… кто за мной гонится – волки, люди… недавно думал про Чунга, лежал на холодном камнем и вот, надо же – теперь уже в совсем другом месте…
Его сзади обняла Ольга, тело ее сотрясали рыдания:
– Алешенька!
– У к черту твою жалость! – выкрикнул Алеша, и вновь вырвавшись от нее, бросился куда–то не разбирая дороги.
…Кончилось тем, что он полетел в какой–то глубокий овраг и, кубарем прокатившись по заснеженному склону, головой ударился о корягу…
Тьма закружилась, вновь он возвращался в Мёртвый мир, но собрав все силы, смог еще приподняться и рывком выдрать из снега корягу и приподняв ее голосом безумным прокричал:
– Вот тебя я и возьму с собой! Тобой и разрушу те камни!
Прокричав так, он рухнул в снег…
* * *
Отдаленный треск раздирающий привычную тишь мертвого мира…
" – Уходил ли я отсюда» – проносилось в голове Алеши – «Что это было… какие–то факелы, беготня через лес… крики, падение… что это было – безумное ведение – нет, нет! Мертвый мир – это безумие, а там было что–то настоящее, такое… такое!» – его забил лихорадочный озноб, что–то больно закололо его руки… он вскочил, посмотрел и вскрикнул от неожиданности – в руках он сжимал ледяную форму которая в точности повторяла корягу. Она жгла холодом его руки и он выронил ее и коряга с оглушительным звоном разбилась о черный камень. Алеше показалось, что эти острые осколки впиваются ему в уши и он вновь заорал, сжав кулаки:
– Сколько можно мерзнуть, сколько можно леденеть! Холод, холод… да верните же мне мои сны! Верните же сны! Проклятье! Черт!
И он с диким остервенением бросился на черную иглу, которая появилась на том месте, где пропал Чунг.
– Проклятье! – Алеша со всей силы ударил по ней кулаком, разбил его в кровь, но даже не почувствовал боли, так же со всей силы ударил ногой и поскользнувшись упал на спину.
И это падение словно бы поставило точку в его буйстве. Состояние у него было такое, что хотелось плакать, но слез не было.
Он полежал некоторое время, глядя на недвижимое черноту в тридцати метрах над головой – уши его все еще болели от звука который издала ледяная дубина при своем падении.
Потом он поднялся и побрел к темному озеру лежащему у окончания каменного лабиринта. Он подошел к берегу и коснулся рукой черной поверхности, при этом в голове его витали такие мысли: «Сотрется так сотрется! Надоело к черту все!» Без удивления он понял, что это густая дымка зловещие прикосновение которой он мог чувствовать рукой. Он хотел выдернуть руку, потянул ее и тут ощутил, что черная поверхность держит ее в своих объятиях, тогда он потянул сильнее и вытянув немного ладонь увидел, что она облеплена теперь этой вязкой тьмой. Словно маленькие холодные щупальца обвивали его руку.
Он вскрикнул, и не подумав, уперся ногой в эту черноту, словно во что–то твердое, естественно, его нога сразу же была обкручена холодными щупальцами.
В следующий миг его резко рвануло вниз, и Алеша, коротко вскрикнув, начал погружение – да, несмотря на то что поверхность не была жидкой, он не падал, а именно погружался.
Алеша забарахтался, словно тонущий, но только запутался в этой вязкой тьме еще больше, словно муха в паутине.
Он боялся вдохнуть эту черноту в себя, боялся, что она разорвет своим холодом его грудь – уж он тужился, тужился, но наконец не выдержал и вздохнул и одновременно с этим его ноги коснулись твердой поверхности.
Несмотря на то что тьма ощутимо леденила его горло, он теперь дышал часто ибо то, что он вдыхал в себя было до омерзения душно. Подобное можно испытать если плотно закутаться под одеялом и долго лежать так не давая доступа воздуха из вне, только под одеялом тепло, на дне же мертвого моря было холодно.
Алеша сделал несколько шагов, которые дались ему с немалым трудом так как тьма, словно болотная трясина, обволакивала его…
Он остановился в нерешительности ибо ничего–ничего не было видно, тьма стояла кромешная, беззвездная ночь показалась бы светлым днем по сравнению с этой тьмой. Вот он поднял руку и с трудом, преодолевая сопротивление вязкой тьмы, поднес ее к самым глазам, и ничего, ничего не увидел.
– Вот попал. – проговорил он и не услышал своего голоса. " – Что – неужели я теперь призрак?!» – мелькнула паническая мысль. И он заорал громко:
– Помогите!!!
Орал то он громко, но не услышал даже слабого шепота – чернота поглощала все звуки.
– Ничего не видно, как же выбраться то отсюда, – проговорил он вслух; выставил перед собой руку и нащупал гладкую стену, которая под прямым углом поднималась вверх. И он прижался к холодной поверхности черного камня…
Судороги сводили его тело, жалобный крик поднимался откуда–то из глубин груди, где медленно, но неукротимо рос ледяной ком.
Потом он развернулся лицом во тьму, спиной к ледяному склону и осел на корточки. Ничего он не видел, зато от душного воздуха (если конечно то, что он вдыхал, можно было назвать воздухом) у него разболелась голова и ослабли ноги.
Потом он застонал слабо, и вновь преодолевая сопротивление вязкой черноты, вновь поднялся и протянул руки куда–то вверх:
– Чунг!!! – этот крик был поглощен, и вновь он набрал в горло холодной тьмы, собираясь закричать, но эта вязкая трясина залилась ему в рот и обвила своим ледяным дыханьем горло. Алеша закашлялся и сквозь кашель смог прохрипеть:
– Оля…
Тут он почувствовал, что кто–то во тьме взял его замерзшие руки и теперь нежно греет их своим дыханьем… Алеша смог улыбнуться, когда увидел, что тьма стремительно рассеивается.
* * *
И вот он уже видит свои руки, они не во тьме – о нет, теперь они покоятся в ручках Ольги. Она поднесла их к своим губам и усиленно теперь дула.
Увидев, что Алеша очнулся она слабо, измученно улыбнулась и молвила:
– Ты то убежал – во тьме я за тобой не поспела, об какой–то корень споткнулась, лежу плачу… а тут Жар вернулся, меня за собой повёл, я то и обрадовалась, поняла, что он меня к тебе выведет, так оно и оказалось. Нашла я тебя здесь – белый ты весь лежал, инеем покрытый, только лоб у тебя весь расцарапанный был, в крови… Я рану твою уже завязала…
А ведь наступило уже утро и кошмарная ночь осталась позади. Они сидели где–то на дне большого оврага, над которым нависали пушистые ветви древних елей, в разрывах меж которыми белело небо.
