«Но как?»
«Восстанови порядок! Отплати бунтовщикам!»
«Смортам, что мучают плоть Тьмы?»
«Неправильно говорят, что плоть — это часть меня, только другая. Плоть — это уже давно не я. А ты отплати тем, кто создал несчастных! Отплати судьям за эту пародию, именуемую миром! Подруби столпы, на которых он стоит, и плоть рухнет! Отплати за вас всех!»
Канал оборвался. Фарлайт поднял голову — перед ним стояла Нефрона.
И вдруг на мага накатило счастливое умиротворение, которого его душа доселе не знала; такое сильное, что даже тело приятно онемело, мгновенно расслабившееся. Теперь он не просто маг из провинции. Он Избранный — самим бытием! Всё будто стало на свои места. Он ведь всегда чувствовал… нет, не просто чувствовал, а знал!
— Я же знаю, тебе одиноко. Откройся, расскажи, что волнует, сразу станет легче, — напомнила о себе волшебница, начисто убив весь восторг знаменательного момента.
Нефрона села рядом с магом и добавила:
— Ты какой-то странный… в последнее время.
— Всё хорошо. Мило, что беспокоишься. Я это ценю.
«Надоели эти сопли! Инфантильная матушка… Родитель-ребёнок.»
— Я читала, что если рядом есть тот, кто сможет поддержать тебя, можно свернуть горы.
«Ещё бы, если дашь себя выпить… Дай только добраться до твоей крови… А? О чём это я?»
— Ну… да.
— Ты что, не согласен?
Фарлайт наклонился к Нефроне, чмокнулеё в щёку, молча встал и пошёл к остальным. Волшебница обхватила колени руками, пытаясь догадаться, что это было — знак внимания или просьба отстать? Она остановилась на первом, и птички запели в её душе. Немного подождав, она отправилась вслед за магом.
Когда Нефрона приблизилась к привалу, то увидела, что все уже готовы отправляться в путь и ждут только её.
— Мне бы хотелось побыть здесь ещё немного, — сказала она своим спутникам. — Посмотрим в зеркало на прощание? Когда нам ещё представится такой случай?
Они склонились над водой, откуда на них воззрились расплывчатые, из-за упавшего на поверхность ещё одного листка, лица.
— Слушайте, а разве мы должны отражаться в воде? Это ведь не обычное зеркало, а портальное? — спросил Мирт.
— Странно. Почему же тогда мы видим себя? — удивилась Нефрона.
— Потому что это не мы, а земляне. Вы что, думать не умеете?!
* * *
Вековые деревья скрывают в себе много историй, каждую из них можно расписать если не в повесть, то в рассказ. Но рассказы эти однообразны, независимо от того, кто главный герой — крохотный птенец-желторот или матёрый волк, вожак стаи. Начинается история с рождения, и заканчивается смертью. Поэтому нам интересно, когда сюжет увиливает от накатанной колеи, герой избегает смерти раз за разом, а под конец обретает бессмертие, которого сами временами жаждем…
Алфар размышлял, сколько продлится его жизнь после того, как он отказался от Тьмы и стал человеком, и что он после себя оставил. Бывший кшатри прожил триста с лишним лет, за это время можно было совершить немало подвигов; но реальные дела его ограничились лишь победами на местных турнирах. Алфар не оставил после себя во Тьме и Рода. У него было двое детей… Одного развоплотили в бою в возрасте двадцати двух лет, другой вступил в секту, проповедовавшую неразмножение и принял обет, став на древе сухой веткой. Он уже развоплотился от старости. У Адары детей не было, а Антир и Ядвир скрывали свои интрижки, может, они и продолжили Род, но Алфар не знал об этом.
«Мира тебе в лоне всеобщей Матери, Ядвир, коли ты не оставил детей», — подумал он. Алфар, как и многие право имеющие, верил, что перерождаться возможно только в телах собственных потомков.
Он сидел у основания пещеры, не расщелине, в которой он недавно искал спасенье от солнечного света, а глубокой нише далеко в лесу, которую ему показала Адара. Место казалось ему, бывшему обитателю Тьмы, самым прекрасным из увиденных. Из-за крон древесных, сцепившихся высоко над его головой, не было видно глубокого безоблачного неба, а костёр был маленьким, и почти не освещал ничего вокруг, но это не мешало Алфару любоваться пейзажем — темнота была привычна его глазам.
Бывший кшатри боялся приблизиться к огню. Он знал, что пламя теперь неопасно для него, только если не совать в него пальцы, но страх перед огнём, крепко сидевший веками в его душе, не позволял Алфару придвинуться к костру и согреться. Холод был теперь ему неприятен, он ёжился и время от времени даже стучал зубами, но не поддавался на уговоры Адары, которой вскоре надоело упрашивать младшего брата сесть рядом с огнём, и она ушла куда-то вглубь леса. Алфар отправился за ней.
Сестра сидела на коленях перед бесформенным валуном, наполовину погружённым в землю, уставившись пустым взглядом в его неровную поверхность.
— Что за камень?
— Могила, — ответила Адара после недолгой паузы.
— Могила?
— Здесь, на Земле, есть такое слово. Когда люди умирают в земном мире, их тело не тает. Останки обычно закапывают. Когда Абел… — её голос дрогнул. — Когда он умер, я выкопала яму и сбросила его туда. А камень мне помогли опустить туда местные, мне пришлось им заплатить. Сказала им, что Абела убили разбойники. Потом ушла из этих мест… тут всё мне о нём напоминало.
— Но ты снова здесь.
— Надоело мотаться. Местный колдун согласился учить меня магии этого мира. Она гораздо примитивнее той, что практикуют во Тьме, но я решилась её освоить, иначе я бы тоже умерла, но со скуки. Потом прикинулась девочкой-сироткой и жила в деревне, чтобы войти в роль. Дальше ты знаешь.
Алфар обошёл камень, тот казался ему любопытным предметом, хотя ничего интересного в нём не было. Известие о том, что люди после смерти не растворяются, удивило его. Он попытался тянуть энергию из мира, но не вышло. То ли на Земле энергия имеет другую суть, то ли её здесь вовсе не было, но Алфар не мог ощутить её. Ему в голову пришло, что слова «энергия» и «чистая Тьма» часто употребляются в одном и том же значении, и загадка немного прояснилась для него. Он не стал больше думать об этом — предмет был мало ему интересен. Степенности и мудрости за долгую жизнь у него не прибавилось.
— Жизнь человека коротка, — пробормотала Адара.
— Знаю, — сказал ей брат, но тут же смутился, понимая, что слова не были адресованы ему.
* * *
— Пойдём отсюда.
Адара взяла брата за руку и повела к пещере. В её глубине поблёскивал огонёк; костёр, разведённый у входа, давно погас.
— Кто там? — Алфар напрягся и вслушался в лесную тишину. Раздалось тихое потрескивание, шедшее, несомненно, оттуда, где мерцал огонёк. Адара насторожилась, но тут же облегчённо выдохнула и произнесла:
— Чарун вернулся.
— Кто такой?
— Тот, кто меня учил.
Адара направилась в пещеру, жестом приказав брату следовать за собой.
Чарун был ужасно грязен и лохмат. Лишь когда Алфар пригляделся, то заметил серые, пуговками блестящие за длинными бурыми космами глаза и сильные руки, сжимающие камень странной обработки. Во что тот был одет, Алфар так и не понял — настолько истрепалось его одеяние.
— Это брат мой, Алфар, — громко произнесла Адара, как будто предупреждая какое-то действие. Бродяга пробормотал что-то, возмущаясь, что ему орут, как глухому. Адара обрадовалась чему-то и продолжила знакомство, только уже более ровным голосом.
— А это — Чарун.
— Это такое имя? — спросил Алфар.
— У меня нет имени, — рявкнул бродяга. Искра отлетела от его камня и ударилась о землю, произведя крошечный сноп других искр.
— Значит, вы земной маг?
— Я не знаю, что такое «маг»! Я — Чарун!
Адара схватила брата за руку, опережая следующий глупый вопрос.
— Я уже тебе говорила, что их магия очень примитивна, даже не знаю, можно ли называть это магией. Но мне удалось выучить пару трюков и превзойти учителя, — добавила она не без хвастовства.
— Это удивляет меня, — тихо, но очень чётко сказал Чарун.
— Да?
