Ознакомительная версия.
И им никто не позволял приближаться к девушкам белгов. Разве что к тем, которых не желали брать в жены сами белги, да, может, к вдовам.
Но действительно, смуглые пленники, обращенные в рабство, вряд ли могли тягаться с рослыми и белокожими хозяевами силой и ловкостью. На них смотрели свысока еще и потому, что они во всем уступали белгам. А в Агнаре хозяева поселения, должно быть, ощущали равного себе – и по телесной силе, и по духу.
Нихасса, сидевшая неподалеку от викинга, подала ему свежую, еще теплую лепешку с кусочком масла, сбитого из сливок – ценное и очень вкусное лакомство. Он с удовольствием съел хлеб. Она зарделась от смущения, будто его аппетит был лучшим комплиментом ее красоте и домовитости, и поспешила предложить ему кусок оленины только-только с углей. «Она меня обихаживает, будто законного супруга или жениха», – с неудовольствием подумал он. Но от угощения не отказался.
Надо было отыскать способ разговорить ее и узнать наверняка, что за испытание ему предстоит. Все, начиная с друида, говорили ему, что он воин – придется ли ему драться с людьми, или же с какими-то волшебными существами? Или его заставят выполнять таинственные обряды, опасные и неприятные? Или же просто принесут в жертву, сочтя его достаточно достойным для этого? Сколько у него шансов уцелеть?
И нет ли какой-нибудь хитрости, которая помогла бы ему уцелеть?
Он поднял глаза и посмотрел на девушку с ласковым взглядом, которая, может быть, еще не любила его, но уже была готова поверить, что любит. Почему-то было очень жаль селянку, ведь глядя на нее и представляя себе ее, разомлевшую от ласки, он подумал о той альвийке, с которой познакомился так несчастливо, и которая так зло над ним посмеялась.
Он думал, что по логике должен ненавидеть ее. Однако ненависти не испытывал, разве что досаду – глупо было попасть в женские сети, пусть даже эта женщина была и не простая крестьянка, а чародейка из волшебного народа. А в придачу к досаде – странную горечь, что все так стремительно закончилось и – самое главное – произошло не по его желанию и не по его воле, а по ее.
Но что женщины могут понимать в любви, в настоящей любви мужчины и женщины?
«Наверное, надо было увести ее с собой, – вдруг пришло ему в голову. Он удивился сам себе, но потом покорился собственным мыслям и странному желанию думать о той женщине, чужой и коварной. – Взять ее за руку и увести. Пусть бы это было расплатой их народа за то, что они сделали со мной». Он не думал о том, как может обычный кузнец, владеющий разве что парочкой заговоров, совладать с альвийкой, постигшей глубины магии, да что там, рожденной в окружении этой самой магией. Он не думал о том, что это она смогла бы увести его за собой, а если не сделала так, то, наверное, лишь оттого, что не очень-то и хотела. Агнар, собственно, даже не строил планов, как он вернется, отомстит старику-альву за издевательство над собой, а потом, забрав прелестную альвийку, уйдет туда, куда захочет. Он просто желал ее, девушку, подарившую ему прикосновение к неведомому, как желают обладать самой тайной.
Праздник Майского дня поразил Агнара своей необъяснимой красотой. Он ожидал обычного веселья, обычного застолья, танцев под какую-нибудь дудочку, а то и просто так. Больше всего он хотел просто посмотреть на этих людей, собравшихся вместе, на то, как они веселятся, может быть, как ссорятся по пустякам – чтобы понять, какого подвоха можно ожидать от старика-друида, тоже белга по рождению. К тому же он надеялся узнать какую-нибудь важную информацию о кровавых обрядах местных жрецов, если они есть.
Празднования начались совершенно неожиданно для него. Только что он махал топором, чтобы наготовить дров для очага – в праздник тоже нужно что-то готовить. Он был голый по пояс, потный, и, когда в дверях дома появилась главная, то есть самая старшая супруга хозяина дома, отца Нихассы, с большой серебряной чашей в руках, викинг решил, что не стоит мешать утренним обрядам, и отошел в сторонку.
Однако женщина направилась прямо к нему. Рядом с ней вышагивал ее рослый супруг, он тоже нес чашу, только золотую, в крупными синими камнями, вставленными в оправу. Он решительно остановил Агнара, окунул ладонь в чашу и, осторожно вынув ее, измазанную чем-то синим, мазнул сперва по лбу скандинава, а потом и по груди. Потом произнес несколько коротких фраз, которые тот не понял. Он уже научился разбирать разговорный, намного более простой местный диалект. Но существовал еще один, устаревший язык, на котором слагали слова речей, имеющих особенное значение, а также говорили с богами и произносили заклинания.
Молодой мастер немного испугался, что вот, началось испытание, о котором его никто не предупредил заранее. Он подобрался, однако ничего страшного не произошло – супруга хозяина подала ему чашу, и он отпил. Напиток со странным запахом обжег ему рот, комком жидкого огня спустился в желудок и напитал кровь чистой радостью. Взгляд прояснился, стал острым, мир заигран сотнями красок и тысячами оттенков, и стало наплевать на опасность – Агнару просто было хорошо.
Он слегка закашлялся.
– Что это? – хрипло спросил он.
– Теперь ты с нами, как один из нас, – туманно сказал белг. – А мы отправляемся разжигать костры и кормить поле. Идем же.
– Что это было?
– А, напиток… Иарнгуал. Питье угля, оно только для настоящих мужчин, – хозяин дома многозначительно похлопал скандинава по плечу. – Не тяни, ждать тебя мы не будем.
Агнар торопливо оплеснулся водой из бочки, обтерся куском полотна, который подала ему улыбающаяся Нихасса, уже разодетая и с распущенными по случаю праздника волосами, – викингу очень захотелось запустить с них пальцы, погрузить лицо, а там, глядишь, станет совсем не до праздника, – накинул новую рубашку. Они с девушкой догнали остальных уже на краю селения. Процессия направлялась куда-то вдоль реки, правее леса, и викинг не столько думал о зрелищах, которые его ждут, сколько разглядывал женщин. Принарядившись, сельские красотки стали заметнее.
Пришли на заливной, едва успевший просохнуть луг, на котором травы еще не касалась коса, и расположились полукругом. Нихасса тотчас ускользнула от Агнара, и он заметил, что женщины как-то незаметно стянулись друг к другу, группками разбрелись по лугу, принялись рвать цветы и плести из них венки. Мужчины тоже не скучали – судя по выражению их лиц, они принялись с жаром обсуждать интересные для них одних вопросы. Викинг, до сих пор не научившийся понимать беглую речь местных, улавливал лишь отдельные слова и фразы, и поэтому скучал.
Старейший из селян вместе со своими женами принес и расстелил на траве огромную скатерть. Поразительно, откуда мог взяться такой большой цельный кусок полотна, да еще шириной в три локтя, не меньше. Похоже, специально для него ставили огромный ткацкий стан, ткали всем селом, а потом еще и расшивали вместе – вышивка, украшающая края полотна, поразила молодого мастера своей яркостью и свежестью. Он уважал чужое мастерство.
Ознакомительная версия.
