— Зачем? Это ваша выдумка. Мы миры не разрушаем.
— И ты совсем ничего из своего прошлого не помнишь?
— Ну, почему же. Вот, например, в десять лет…
— Я серьезно!
— Ладно, извини. Нет, не помню. Есть какие-то смутные и обрывочнее воспоминания, но полной картины, как у тебя, нет.
— Обидно?
— Немного.
— А я бы хотела ничего не помнить…
— Что, так страшно?
— Ужас как… И ведь не избавиться от этого никак, понимаешь? Без памяти мне раньше жилось намного проще. А теперь не знаешь, куда себя девать…
— Как — куда? Просто жить.
— Тебе легко говорить…
— А, думаешь, жить без старой памяти, проще? Так хоть определить можно, где врет история, а где — нет.
— А оно тебе надо?
— Ну… Как ты говоришь — в хозяйстве все сгодится.
Я вздохнула и перевернулась на спину.
— Кась?..
— Мм?..
— А ты не знаешь, почему так получилось? Почему вы помните, а мы — нет?
— Неа. Мне про вас вообще мало что рассказывали.
— Жалко…
— Что жалко? Что мало рассказывали или что не знаю?
— Что не знаешь.
— Если вспомню — расскажу.
— Только не забудь.
— Угу. Слушай, а если мы из одной ветви высших магов — как получилось, что мы разделились, и вы стали жить среди обычного народа?
— Ну, знаешь, как это обычно бывает — наверно, кто-то что-то с кем-то не поделил, произошел раскол и вы, сохранив память, ушли строить Тхалла-тей, а мы… Мы потеряли способность сохранять накопленные знания и опыт.
— А-а-а!
— Слушай, может, поедем?..
— Ох… Ладно… Поехали…
"— У вас несчастные случаи на стройке были?
— Нет, пока еще не было.
— Будут"
Из кинофильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»
Зрелище мы со Святом, надо сказать, являли весьма унылое и жалкое. Он — после болезни, я — после злоупотребления силой, а если еще и вспомнить, какими у нас были маскировочные костюмы… Короче, в первой же харчевне нас покормили совершенно бесплатно. Сердобольная хозяйка заведения, едва увидев наши изрядно отощавшие персоны и бледные с прозеленью физиономии, принялась громко охать-ахать и жалеть "бедных сиротинушек". Ну, мы, конечно, нахаляву поесть не отказались, тем более, после долгого дня пути проголодались, как черти, а все съестное — слопали еще по утру.
Бабулька же, чем-то неуловимо напоминающая Ядвигу, на нашем кормлении не угомонилась и пригласила к себе на ночлег. Мы с хартом переглянулись и, не сговариваясь, согласились. Еще бы — кто ж устоит перед соблазном — наконец-то нормально помыться в бане, а не в ледяном ручье, и поспать в мягкой постели, а не на холодной земле?.. Я вот не смогла. Между делом хозяйка харчевни поведала нам и о пророке — мол, пробегал тут три дня назад таинственный гражданин с осликом, истории чудные сказывал, скорое возвращение Магистра сулил и прочая, и прочая…
Мы слушали ее болтовню вполуха. Нет, харт еще как-то держался, а меня совсем разморило. Сытная еда, баня, снова сытная еда и домашнее уютное тепло сделали свое дело — меня с каждой минутой все больше и больше клонило в сон и, в конце концов, я тихо задремала у Свята на плече (нормально заснуть мешали его "генеральские звезды", особенно остро проявившиеся после болезни). Последнее, что я помню — как они бурно обсуждали особенности посадки желтой репы в условиях суровой бесснежной зимы…
— Касси!..
— Меня нет, я умерла… — пробормотала я, даже и не думая просыпаться.
Над моим ухом прозвучал тяжкий, исполненный безнадежного страдания вздох, после чего меня сначала встряхнули, потом — куда-то положили, а затем и вовсе — с грохотом уронили на пол. После подобного обращения с моей бесценной персоной, я страшно обиделась и решила из вредности ни на что не реагировать, потому как небезосновательно подозревала — несносный харт решил таким образом меня разбудить. Фиг вам, называется! И свернулась калачикам на прохладном полу.
— Простудится на полу-то, деточка, — откуда-то издалека донесся озабоченный голос гостеприимной бабушки.
— И сама виновата, — проворчал мой спутник, но все же ухватил меня под мышки и куда-то поволок по полу.
Ай, зря я, что ли, мылась?! Он же сейчас нахально мною пол вытирает! Ну, хоть не собственные ноги…
У лавки мою голову снова вернули на пол, и воцарилась задумчивая тишина. Видимо, он серьезно размышлял, как бы меня на эту лавку уложить. А потом жалобно так протянул:
— Бабушка, может, вы ноги подержите?..
Ну, наха-а-ал… Можно подумать, я тонну вешу! Всего-то лишь пятьдесят восемь килограмм. Ладно, шестьдесят. Но ведь не восемьдесят же! И при моем росте — это нормальный вес! Да и вообще — некоторые мужики и таких поднимают. А что, и в спортзал ходить не надо, штанги тягать. Очень удобно, все дома, под рукой…
А в ответ ему раздалось ворчливое:
— Ох, беда, беда… Совсем мужики измельчали… А у меня-то радикулит, заноза, третий вечер уж зудить…
Видимо, упоминание об «измельчании» больно ударило по мужскому самолюбию Свята, потому как он, пыхтя, все-таки приподнял мою персону с пола и уронил ее на лавку. Я при приземлении стукнулась головой и едва не решила проснуться, дабы воздать своему спутнику по заслугам. Ладно, еще успею, но один, нет, два, нет, три подзатыльника по утру ему обеспечены.
А бабулька все не унималась:
— Неужто и впрямь така тяжелая?
— А вы возьмите — проверьте, — проворчал харт, но сапоги и ножны с парниками с меня стянул и одеялом укутал, да еще и заботливо так подоткнул его со всех сторон, а я, тронутая подобным обхождением, по доброте душевной, сразу один подзатыльник должнику простила.
— Ну и ну… Дык ведь ее, красу таку, и без того на руках носить надыть. Всем девка хороша, чаго те еще не хватат?
Действительно. Чего тебе еще надо, собака? А как на сердце на мое претендовал!.. У-у-у, паразит! Нет, все — ищу себе большого и сильного, чтобы носил меня на руках и не морщился. С этими мыслями я, успокоившись, опять погрузилась в сладкий сон.
Самое обидное — ведь успела суженого-ряженого попросить явиться на новом месте, а приснился какой-то, простите, недоделанный сморчок-наркоман с большим прыщом на красном носу! Господя-я-я, неужели это оно и есть — мое наказание?.. Еще и поцеловать меня все пытался, зараза, да я не далась. Отпихнула его куда подальше и проснулась, громко сопя от обиды на судьбу.
Проснулась и замерла. Уже наступила глубокая ночь, небольшая комната, где мы и расположились, погрузилась в знакомый полумрак, но… Кроме нас здесь находился еще кто-то. Я очень отчетливо слышала звучный храп Свята, невнятное бормотание старушки и… чье-то неровное дыхание. Я испуганно забилась под одеяло. И, граждане, ведь есть, отчего перетрусить! Звуки звуками, присутствие присутствием, но не видно — ни души! Ни то, что тела. Какой-то предприимчивый невидимка мирно шлялся себе по избе впотьмах, аки тать в ночи, пугая обычный народ.
