Юлия Федотова - Колумбы иных миров

А Ильза осталась довольна. Ей стало казаться, что она постигла суть поэзии: неважно, есть ли смысл, лишь бы была рифма.

Примерно со второй недели августа начались сложности. Острова, островки, скалы и рифы тянулись бесконечной чередой. Ни Хельги, ни Энка, ни Рагнар — самый бывалый мореход из всей компании никогда прежде не встречали подобных скоплений надводных и подводных препятствий. Продвигаться вперед приходилось медленно и крайне осторожно — Макс, наверное, сравнил бы это с ходьбой по минному полю, но в их мире подобной гадости пока не имелось.

Высаживаться на острова и особенно оставаться там на ночь Ильза первое время боялась. После страшной встречи с жуткими деревьями-живодерами у девушки появилось что-то вроде фобии. Но постепенно она пересилила страх — не оставаться же ей одной на драккаре, в то время как остальные, включая даже судового, гуляют на бережку! После пятнадцатого острова она успокоилась совершенно и даже радовалась, когда Хельги, несущий бессменную ночную вахту, объявлял: «Тут я один не справлюсь, будем ночевать на берегу».

Большинство из встреченных островов были очень малы и совершенно необитаемы — просто голые скалы, облепленные морской живностью лишь до уровня прилива. На некоторых шумными колониями гнездились птицы. На одном путешественники заметили лежбище морских котиков. Улль-Бриан, не зная, с кем имеет дело, заикнулся было об охоте. В ответ Хельги зашипел по-сприггански: «И думать забудь!» — и для усиления эффекта так сверкнул злым красным глазом, что юноша с испуга не только охоту — имя свое едва не забыл! А демон-убийца на пару с Ильзой еще долго умилялись, свесившись с борта: «Ах, какие хорошие, какие славные зверьки!» Но на суше ни одно разумное существо за неделю плавания среди островов путешественникам так и не попалось на глаза.

Иное дело — в море! Там обретались русалки. В отличие от своих староземских соплеменниц, изящных и белокурых красавиц, здешние были дамами дородными, единой масти не имели — попадались среди них и платиновые блондинки, и жгучие брюнетки, а то и вовсе зеленоволосые. Характер же у них был, судя по поведению, весьма темпераментный.

— Тьфу, бесстыжие! — плевался Рагнар, с осуждением поглядывая за борт, где резвились, плескались морские девы: принимали фривольные позы, по пояс высовывались из воды, кувыркались, били хвостами, стараясь поднять как можно больше брызг, и нарочито громко хихикали.

На самом деле славный рыцарь вовсе не был аскетом, его даже порадовала бы встреча с русалкой один на один или в чисто мужской компании. Но присутствие боевых подруг его стесняло. А бедный эльф — тот и вовсе спрятался, забился чуть ли не к судовому под палубу, и носа наружу не показывал. Сам же судовой сидел, свесив ножки, на мачте, без малейшего смущения любовался обнаженной натурой и даже с ней, с натурой этой, перемигивался.

Меридит из интереса попробовала с русалками заговорить, но общего языка в буквальном смысле слова не нашла, хоть и перебрала все известные наречия Староземья и окрестностей — десяток современных и несколько мертвых.

Тем большим было ее удивление, когда первое же разумное существо, встреченное на суше, заговорило на общем староземском.

Август, тридцать седьмой день после бури.

Сегодня мы высадились на очередной остров, чтобы погулять и собрать чего-нибудь съестного. Рагнару все кажется, будто у нас мало еды. В который раз убеждаюсь, до чего прожорливы эти люди! Вот мы, спригганы, к примеру, тоже любим хорошо поесть, что греха таить. Но и отсутствие пищи как трагедию не воспринимаем. А Рагнар если не поел вовремя, так ему и свет не мил, и все мысли только про охоту. Хорошему воину такая зависимость от еды ни к чему… По-моему, я об этом однажды уже писал. Или нет?

Так вот, высадились мы на остров, по здешним меркам, очень большой — понадобилось бы не меньше суток, чтобы обойти его кругом.

Часа два мы бродили вдоль полосы прибоя, лень было карабкаться наверх — берега здесь обрывистые, высокие, вдобавок заросшие колючим кустарником. Потом нам захотелось купаться, и купались мы, пока совсем не посинели. Ильза с Эдуардом бесились, старались меня утопить. Понятно, у них ничего не вышло. Тогда им на помощь пришла Энка, и втроем они со мной справились. Хотели и к Меридит подобраться, но она грозно сказала: «Только попробуйте!» Дисы не любят нырять, они народ сухопутный, на том стоят. Пришлось ограничиться Рагнаром — и ведь справились, вот что удивительно! Правда, я им тоже немного помог. Потом Аолен не по-эльфийски коварно перетопил нас всех по очереди. Не тронул только Орвуда — с ним никто не рискует связываться, да и купается он своеобразно: стоит по колено в воде и изредка приседает. Под конец мы сплоченным коллективом гонялись за Аоленом, но он всякий раз уворачивался, и мы топили друг друга… В общем, все мы порядком нахлебались, и Меридит тоже. Сердиться она не стала, потому что было весело.

После купания захотелось развести костер, погреться. Топляка у берега не было, пришлось лезть наверх за дровами. Там, наверху, росли невысокие деревья совершенно неизвестной породы, я даже затрудняюсь, следует отнести их к хвойным или лиственным. Конечно, мне стало уже не до дров, я занялся образцами и зарисовками.

Да и остальные, пока карабкались, успели согреться и решили исследовать остров. Ильзу такая идея не обрадовала. Вид у нее сделался совсем испуганным и несчастным. Она успокоилась, только когда я клятвенно заверил ее, что деревья совершенно не измененные и одичавшие эльфы в них не гнездятся. Теперь-то я точно знаю, как выглядят оннолэннон в астрале и ни за что не ошибусь, хотя демон из меня не самый лучший (и это я себе еще льщу).

На этом острове магии было вообще очень мало, только в самом центре копошилось что-то красноватое. Туда мы и пошли, из любопытства. И хорошо сделали, иначе не встретили бы Отшельника. Уж не знаю, почему он не пожелал открыть нам свое настоящее имя? Обычно людям не свойственно таить свои имена, они ведь не судовые какие-нибудь! А этот сразу сказал: «Зовите меня просто — Отшельник»…

…Впрочем, отшельничал он не по своей воле.

Он был еще очень молод, когда жрецы Великого Умрана принесли его в жертву своему богу. Вывезли в открытое море, посадили в утлую лодчонку без еды и питья и бросили на верную гибель.

И ни отец, важный зангарский сановник, ни мать, жрица могучей Эрды, не вступились за младшего сына, не пожелали выкупить его жизнь — смирились с жестоким жребием. Этого он им не простил. Он забыл и их имена, и то имя, что они дали ему при рождении. У него не было больше родителей. Он остался один во всем свете, посреди бесконечного Океана, обреченный на долгую и мучительную смерть от голода и жажды.