Отбежав на расстояние порядка семи километров, я расстегнул Гилли, снял разгрузку с тельняшкой и приступил к составлению перечня повреждений. Два без труда пальпируемых неглубоких осколка в левой лопатке, легкая контузия - вот и весь перечень подарков от немецкого командования на сегодня. В довершении всего осколки порвали медузу, интегрированную в разгрузку, и вытекшая кровь полностью изгваздала тельняшку. При осмотре которой мне резко вспомнился настороженный взгляд старшины, кинутый как раз на эту часть моей экипировки. Устроившись в корнях ближайшего дерева, приложил ладонь к ране, при этом чуть не сломав себе шею так как место ранения находилось в довольно недоступном месте. Уже привычно зашептал заклинание исцеления и провалился в обморок. Последняя мысль, промелькнувшая в угасающем сознании, гласила - а ведь так и убить могло!
Жить в лесу летом очень хорошо - тепло (днем), ну и если плащ есть, то и ночью. Проблема заключается в таких замечательных вещах, о которых обычно не пишут в книгах: все тело чешется от грязи, волосы свалялись и вместо своего белоснежного оттенка стали грязно-серыми и приняли вид замученных макаронин, что вызвало во мне просто зубовный скрежет. Да и этот хуманс рядом раздражал с каждым днем все больше и больше. Запах… запах давно немытого человеческого тела просто выводил меня из себя. Дело дошло до того, что я стал держаться от Сергея подальше и на моем лице самопроизвольно выскакивало такое многозначительное выражение - от которого красноармеец моментально пытался прикинутся ветошью. А, прикопав на всякий случай продырявленную тельняшку, я в добавок остался только в Гилли, что было не очень удобно. Когда я, пошатываясь, все же прибрел на место стоянки, то обнаружил довольно приятную картину - вернулись наши казаки-разбойники - старшина с бойцами.
Заросшие, чумазые как трубочисты, но в глазах всех скачут радостные чертики, и на лицах до такой степени ехидные выражения, что мне в этот момент, несмотря на небольшую контузию, стало завидно. Увидев меня шатающимся и измазанным своей же кровью, меня стали тормошить и пытаться искать раны. Кое-как отбившись и объяснив, что уже подлечился и шатает меня просто от контузии, присел рядом с ближайшим деревом и прислонившись к стволу произнес:
- Ну, воины, рассказывайте, как провели время и почему у вас лица такие довольные?
Валерий Сергеевич с довольным видом начал хвалиться своими свершениями - выходило довольно неплохо. В общем, судя по рассказам перебивающих друг друга солдат пошумели они знатно - разобрали и утащили в лес вдоль железного полотна около пятнадцати рельс, взорвали две стрелки и, как самое приятное, оставленное напоследок - поведали, что умудрились расстрелять разъезд немцев на мотодрезине, прибарахлившись при этом еще одним пулеметом.
Вообще сводное вооружение нашего отряда уже начинало доставлять нам проблемы - три пулемета на пятерых человек, не учитывая остальной переносимый груз, серьезно снижали мобильность. К тому же запасливый, как сурок, старшина подразграбил брошенную в придорожных кустах эмку, разжившись при этом немалым запасом обмундирования, кипой довоенных газет на самокрутки и ценнейшей в нашем положении вещью - свертком с восемью кусками мыла. Как рассказал надувшийся от собственной хомячности старшина - сперва он думал, что ему повезло и они наткнулись на взрывчатку - ведь по размерам и окраске толовые шашки от кускового мыла не особо отличаются. Но потом, по маркировке, они с бойцами сошлись на том, что это все же не менее дефицитный в военное время продукт - мыло. Буквально, как только было произнесено это волшебное слово - мыло - у меня начала чесаться вся кожа. Поэтому временно плюнув на военные действии я объявил банно-прачечный день и самолично отправился на разведку подходящего места, с дополнительной мыслью о необходимости охоты или похода в ближайшую деревню за едой, ибо к этому времени мы успели полностью подъесть все припасы оставшиеся от мотоциклистов и обнаруженные в бронеавтомобиле. К слову, эсесовцы на еду оказались гораздо беднее чем первые - каких-то несчастных пять банок тушенки и одна банка сгущенного молока, на четырех человек - как в таких условиях жить бедным партизанам. Мы-то с Сергеем периодически перебивались содержимым сухарных сумок перетаскиваемых трупиков немцев, хотя один раз это содержимое чуть не довело меня до нервного приступа - в обнаруженном белом пакетике, безо всяких надписей, находился белый порошок, чуть сладковатый на вкус. Покумекав и посовещавшись с "глубоким знатоком" земных вещей - Сергеем - мы пришли к выводу, что это какой-то вид немецкого сахарозаменителя и как подсластитель для кофе он пойдет. Тем более тут и кофейничек так удобно организовался - в комплекте. Сварив из последних запасов кофейку, мы уконтропупили каждый порядка полулитра и блаженно растянулись на земле…
Первым почувствовал недоброе я - в животе что-то недобро взбулькнуло и организм экстренно запросил маскировки в ближайшей растительности, формата - куст обыкновенный и погуще. Итогом данного происшествия стала очень осторожное отношение к вещам, стыренным у вероятного противника.
В связи с этим, прежде чем удалится на поиски ближайшей укромной заводи, я уточнил у старшины:
- Валерий Сергеевич - вы точно уверенны, что это мыло?
- Командир, что ж я, мыло не отличу - да и мылится оно - мы с ребятами в придорожной луже один кусок попробовали - точно мыло!
- Ну, тогда Ллос с тобой, хуманс - вон у Сергея спроси, как мы тут тоже обманулись…
…
Рассказывает старшина Дроконов Валерий Сергеевич 07.07.1941
"Хорошо сходили, мало того, что железку попортили, так еще дрезину немецкую сожгли. Да и оружием запаслись знатно - это какая ж мы теперь силища - целых три пулемета. Нам бы еще патронов поболе, да и народу еще человек десять - мы бы и на дороге посерьезнее пошуметь смогли бы. А когда гранаты да еда закончились, двинулись на соединение с Сергеем и этим беловолосым. Он ведь как по учебнику все расписал, все тихо прошло, даже странно - никаких разъездов на железной дороге, никто нас даже ловить не пытался - видно пошумели они там с Сергеем замечательно. Как и договаривались, вернулись на место лагеря, а там Сергей с карабином сторожит и сразу к нам с вопросом - вы, мол, командира не встречали? А то пошел он, как всегда немцев пощипать, часа в два ночи и до сих пор не появился - хотя уже утро давно наступило. Тут мы ему небольшой допрос устроили, как они тут без нас действовали. А он и давай рассказывать - да по его словам командиру памятник конный при жизни ставить надо - мол, он тут уже немцев совсем запугал. Как трупы они в промоину почти каждую ночь таскали, как глушитель самодельный к винтовке делали. Только разговорился, как из кустов Ссешес вываливается и, причем не бесшумно, как обычно, а напрямик - ветки ломая. Да и шатает его - буквально вензеля ногами выписывает и одежда его лохматая кровью измазана. Мы его сразу уложить попытались, да и с ранами разобраться - перевязать там, а он руки наши стряхнул, сполз по сосне спиной и сказал, что уже вылечился, а шатает его потому, что миной оглушило. И что немцы около моста вообще с каких-то дварфов скоро пример брать будут - окопались по самые уши, мин понаставили, честным дроу и не пройти теперь спокойно…
