Но поддержание санкции недешево обходится и могу. Не говоря уже о непосредственном соучастии в делах избранника, т.е. о «сопровождении», немало времени занимает обдумывание благодеяний, инсценировка «явлений», разработка стратегии дальнейшей помощи и коллекционирования успехов подопечного. Непосредственная работа с избранником и относящиеся к ней заботы получают преимущество перед многими другими разделами практики – правда, поддержание санкции или, как обычно говорят в могуществах, везение намеченного объекта, требует от мога постоянно быть во всеоружии, находиться в хорошей форме.
Вот Джер везет своего избранника, Эдика Кулькова. Кульков, плюгавый мужичонка лет сорока – сорока пяти, спешит к гастроному на Большом проспекте В.О. – ему нужно купить какие-то продукты. Он подходит, дергает дверь – увы, не успел: пять минут как начался перерыв. Эдик матерится про себя и останавливается в раздумье. В это время Джер, сопровождавший немога «на поводке», т.е. на близкой дистанции, уверенно стучится в запертую дверь.
Открывает дверь исполинских размеров продавщица. Ее лицо отнюдь не преисполнено доброжелательностью.
– Нам нужно у вас кое-что купить, – говорит Джер, замедляя темп речи к концу фразы: «ку-пить...» и смотрит.
– А, – открывает уста необъятная женщина, но вдруг замолкает и пожимает плечами: – ну, покупайте, раз надо, что сделаешь...
Мы втроем входим в магазин, и Кульков думает, наверное, что ему «повезло», и думает, в общем-то, правильно, хотя и неправильно употребляет глагольную форму: не ему повезло, а его повезли, и причем довольно давно, как я понимаю, уже с месяц назад началось везение. В тот момент, когда Джер дал немогу санкцию.
С тех пор процент мелких удач, определяемых обстоятельствами, резко повысился. Бессовестный сосед вдруг вернул долг; пару раз останавливались машины и предлагали подбросить куда надо – бесплатно, просто так; в строительном техникуме, где немог что-то преподавал, женская половина коллектива несомненно стала обращать на него повышенное внимание, а директор перестал склонять по всякому поводу, и т.п. Похоже, что Эдик отметил уже свой изменившийся внешний статус, в связи с чем и внутренний статус должен был вот-вот повыситься. Обратил ли он внимание на пересечения с Джером – трудно сказать. Во всяком случае, взаимосвязь этих пересечений с везением немогом пока не установлена.
Дело в том, что везение объекта могом отнюдь не сводится к одному только сопровождению, тем более «на поводке». Мог изучает объект всесторонне и проводит активную санобработку прилегающих территорий. Джер, например, обстоятельно исследовал типичный маршрут своего подопечного, расставил нужные акценты в «кафе-мороженом», куда Кульков, как выяснилось, любит заходить, посетил, разумеется, техникум, причем неоднократно, – там ему, кажется, пришлось «отключать громкость», делать еще какие-то штуковины – хорошо прикрытые (т.е. с запрограммированной амнезией «потерпевшего»), – расчистка маршрута требует времени, изобретательности, и даже сама по себе, как я думаю, является для мога интересной формальной задачей.
С явным самодовольством Джер рассказывал Фаню про «классную инсценировку», как Эдик, страстный филателист, получил вдруг в подарок редкую марку, о которой давно мечтал, – причем получил от своего главного соперника и конкурента.
Два момента удивили меня сразу же, как только я познакомился с феноменом санкции: 1) совершенно необычный, с точки зрения всего диапазона, характер отношений между могом и немогом – далекий от равнодушия, я бы сказал, страстный или еще точнее – ревностный, и 2) невозможность установить зависимость санкции от «моральных качеств» избранника.
Ну ладно, Эдик Кульков, для характеристики которого больше всего подходит слово неприметность, способен, в конце концов, вызвать сострадание. Хотя ясно, что подобное чувство, малозаметное у могов, едва ли могло оказать влияние на причину выбора. Но среди избранников, среди довольно многочисленной «паствы» (иные из могов ухитрялись везти по 5-6 избранников сразу) попадались и личности, на мой взгляд, совершенно отвратительные – и картежники какие-то, и чиновники-функционеры – словом, сущие моральные уроды.
На мои осторожные расспросы по этому поводу моги, в лучшем случае, пожимали плечами. Порою удавалось услышать в ответ что-нибудь из застрявших на слуху выражений. Пожалуй, в своем пристрастии к этим засорениям ноосферы, в умении извлекать и вовремя цитировать их моги походили на митьков – и те, и другие своего рода подземные жители, обитатели котельных, блистательные порождения Питера 60-70-х годов. Джер, например, отделался цитатой из знаменитой детской страшилки:
Вот пристал: – зачем? зачем?
Попугаю – да и съем...
Зато ответ Зильбера на вопрос, почему он дал санкцию некоему, мягко говоря, малосимпатичному гражданину, меня поразил. Он оказался исчерпывающим объяснением сути дела. Зильбер (несколько задумавшись) вдруг процитировал строчку из песни Высоцкого:
И мне захотелось – пусть будет вон тот,
одетый во все не по росту.
Я вдруг понял, что для мога и не может быть более сильной мотивации, чем прихоть воли. Ведь обусловленность некоторой причиной, особенно доступной пониманию, является формой зависимости. Вхождение в состояние могущества радикально подрывает зависимость от всего иного, расширяя территорию, на которую распространяется суверенитет Я. Многие привычные для немога ряды обусловленностей, причинные цепочки разрываются могом (собственно, с этого и начинается Основное Состояние «я могу», с разрыва цепей, заставляющих изнемогать) – натяжение других существенно ослабляется, и они провисают. Зависимость от мнения других людей, от их власти и властных установлений, от уз морали, рассчитанных на немогов, зависимость от законов природы и прежде всего от собственного тела – по степени обусловленности или, наоборот, необусловленности этими параметрами надежнее всего можно отличить немога от обладателя могущества. Ницше в свое время проводил разделение между свободным и связанным умами; но и у него свободный ум оказывался основательно связанным, прежде всего бездействием, т.е. неможеством, неспособностью воли непосредственно опрокидывать себя в плоть.
Между «данной в ощущении», истинной достоверностью «я могу» и точкой воли «пусть будет вон тот» существует кратчайшее расстояние. Если я не привязан к тем, которые хотят и могут мне быть полезными, стало быть, подобный расчет, вроде исчисления заслуг, сам по себе и не входит в мою геометрию воли.
Пока еще не изучен феномен фаворитизма у королей и, вообще, у сильных мира сего, я думаю, он подтвердил бы прямо пропорциональную связь между силой каприза[8] и объемом и качеством власти.
