– Спасибо, – она улыбнулась, – Огненная Ладонь звучит гораздо внушительней, чем Дикая Пантера, правда?
– Конечно, – согласился он, и Маринка так и не поняла, говорил он все это на полном серьезе, или шутил.
* * *
Aut viam inveniam,aut faciam[1]
Латинская пословица
Ему снилось бесконечное скошенное поле – унылое, однообразное, ровное, как стол. От горизонта до горизонта. И Она уходила от него по этому полю, все дальше и дальше. Ее стройная фигурка в длинной белой рубахе, с развивающимися на ветру густыми черными волосами, становилась меньше и меньше. Нежные бледные босые пяточки ступали по колючей стерне, и холодные тонкие руки висели как плети.
– Ну, оглянись, – шептал он беззвучно, – оглянись хотя бы раз…
Он не мог вспомнить ее лица. Мучительно пытался, и не мог – оно ускользало. Кажется, вот-вот мгла памяти рассеется, и ее лицо выплывет из мутной дребедени, которой полна его тяжелая голова. Нет.
Фотографии? Это жалкие отпечатки, оттиски, хранящие лишь блеклые следы Ее чистого свечения, захудалая профанация, ничтожное, искаженное отражение Ее тонких черт…
Она никогда не оглядывалась. Она уходила, так и не простив его. Потому что он убил Ее. Он убил Ее так же верно, как если бы ударил ножом в сердце. На что он надеялся? Кто дал ему право прикасаться к тонким нитям судьбы?
Да, он был молод. Он еще многого не умел и не знал. И он был одержим Ею. Это со временем его страсти начали притупляться, пока не угасли совсем. Чем больше он мог, тем меньше ему хотелось. Чем отчетливей он сознавал свое могущество, тем никчемней оно становилось. Он ставил перед собой планки все выше и выше, а когда достигал намеченной высоты, она не радовала его. Да пожелай он – весь мир лег бы к его ногам. Только мир не был ему нужен. Все его сокровища, вся энергия, все силы, движущие планеты вокруг звезд, не могли Ее вернуть. Он не хотел ничего, из всех страстей, тревоживших его юность, осталась одна – самая высокая планка, самая несбыточная мечта, маниакальная идея: он хотел привести Ее назад.
Глупый Орфей! Да он просто кретин! Пройти туда, куда заказан путь любому смертному! Не влететь бесплотным духом, созерцающим царство мертвых, а пройти живым, во плоти, разжалобить богов, получить желаемое, и не удержать его из-за собственной тупости!
Да, пролететь туда бесплотным духом может каждый шаман. И даже изловить такого же бесплотного духа, тянущего за собой свое тело, и вернуть назад. Но кто проходил туда во плоти? И кто выводил оттуда умерших, чьи тела давно истлели в могиле? Кто еще одурманил Харона, чтобы пересечь Стикс?
Образы… Красивые причудливые образы рисует сказка, чтобы спрятать за ними истину, тайное знание, сакральный смысл, покрытый тысячелетними табу. И не осталось в живых носителей этого знания. Даже австралийские аборигены, ближе всех стоящие к нему, и они на сотню поколений отдалились от тех, кто Знал. Остались только искаженные обряды, позволяющие имитировать переход: выйти на берег Стикса, но не переплыть его. Набрать его мертвой воды, постоять на берегу, приобщиться к монотонному течению, и вернуться совсем другим – мудрым, неуязвимым, бесстрашным и спокойным. Но не переплыть!
Там, в глубине причудливых образов, зашифрованное хранителями, изломанное злопыхателями, исковерканное бестолковыми фантазерами, перевранное фольклористами, обработанное литераторами – сидит Знание. И по крупицам, по микроскопическим вкраплениям в узор, по тончайшим волоскам, проблескивающим сквозь толстый слой времени, можно это Знание получить.
Поворачивая информационные поля, как трубку калейдоскопа, перебирая и перекладывая сложную мозаику аксиом и предположений, тасуя колоду закономерностей и вероятностей, он преодолел и этот барьер. Oenothera libertus – вот без чего нельзя пересечь Стикс. Пьянящая, дикая и свободная.
Он долго шел к пониманию. Эволюция мифов и легенд замысловато перевивала правду с вымыслом – в крылатых коней превращались птицы, летучие корабли сменяли крылатых коней, а после и вовсе оборачивались лодками, и к ним приставляли лодочников. Хтонические существа глотали отважных героев, огромные рыбы становились бочками, а бочки – снова лодками. Все, что плавает и летает, перемешалось в фантастическом клубке, ощетинившемся сотнями оборванных ниточек. А Oenothera libertus лежала совсем в другой стороне, запрятанная в другой клубок – в клубок исполнения желаний.
«Пошли они путем дорогою, долго ли, коротко ли – зашли в темный, дремучий лес»
Медведко, Усыня, Горыня и Дубыня-богатыри: N 141 Народные русские сказки А. Н. Афанасьева
На рассвете перелет-трава вывела их на шоссе, прямо к автобусной остановке, и Игорь решил не звонить Волоху, тем более что нужный автобус подошел через несколько минут. Ехать, правда, пришлось с пересадкой – за ночь они успели пройти километров тридцать, если не больше. И хотя никаких болот им на пути не попадалось, он устал гораздо сильней, чем в прошлый раз, и Маринка снова предложила ему «элегантную трость».
Чем ближе Игорь узнавал свою спутницу, тем больше убеждался в том, насколько ему повезло. И если в первую ночь он все время испытывал неловкость, то к концу второй ему казалось, что он знает Маринку всю жизнь. Ее игра в индейцев сначала представлялась ему не более чем милой шуткой, но постепенно он привык, и начал относиться к ней серьезней, чем сама Маринка.
– Не надо говорить Волоху о том листке, который мы нашли, – сказал он ей, когда они сели в автобус.
– Почему? Я думаю, этот монах имеет самое непосредственное отношение к виновнику наших проблем, а колдун хочет его найти.
– Эй, ты не забыла? Ты поклялась огнем…
Маринка посмотрела на руку и вздохнула:
– Знаешь, мне почему-то показалось, что все это несерьезно. Как в детской игре. И вообще: я до сих пор сомневаюсь, а не привиделось ли мне это.
– Если честно, я тоже, – улыбнулся Игорь, – но если мы допустили существование перелет-травы, то почему бы нам не поверить в оборотней? По-моему, они очень милые ребята.
– Да уж! Очень милые! У тебя, кстати, синяк на скуле и на лбу.
Игорь тронул лицо рукой:
– Правда? А я считаю, что они обошлись с нами более чем мягко. Могли бы просто сожрать. Как тебе такой поворот событий?
Маринка рассмеялась:
– А ты заметил, как им понравилось твое индейское имя? Между прочим, они сразу поменяли к нам отношение, как только услышали, что ты Медвежье Ухо, а не Тухлый Кусок Мяса.
– Я думаю, будет не честно их обмануть, – Игорь тоже посмотрел на ладонь, где успел лопнуть пузырь от ожога, – и… мне кажется, Волох не будет никого искать. Ему это скучно.
