Они сели. Орвана и Раса усадили напротив, после чего принесли еду. Орклос, распорядитель, кошачьей поступью расхаживал между слугами, покрикивая и раздавая оплеухи, если ему казалось, что они плохо работают. Их лица были непроницаемы, но Ральднор гадал, в какой же угол загнали их обстоятельства, если они вынуждены продать свои души этому человеку.
Обед был очень хорош — вдвойне хорош для того, кто вечно недоедает и вечно голоден, и теперь, приглашенные туда, где можно было наесться досыта, они набивали животы до отказа. Но Ральднора непрерывно мучил вопрос, какова будет расплата за это.
За едой не разговаривали. Наконец Дакан еще раз щелкнул пальцами, и последние блюда унесли. Вошли двое мужчин с полупрозрачной трехногой чашей, которую поставили рядом с Даканом. В ней плескалась какая-то смутно различимая мелкая водная живность.
Дакан поднялся и протянул руку. Орклос вложил в нее длинный узкий нож.
Ральднор напрягся, ощутив новый приступ бессильного гнева. На Равнинах животных убивали лишь для еды или в порядке защиты. Эта жертва, приносимая у них на глазах, была способом не только запугать, но и унизить их, ибо кто отважится протестовать?
Оммосец ткнул ножом в чашу и вытащил его. Из воды показалось извивающееся на лезвии существо, кричащее так, как мог бы кричать раненый ребенок.
Дакан рассмеялся. Он подошел к чреву бога пламени и бросил свое подношение в огонь. Крики стали громче, но через некоторое время утихли.
— Моя дань тебе, всемогущий Зарок, — сказал Дакан, вытирая нож о пояс.
Орван, Рас и Аниси смотрели в пол. Лицо у Аниси было серое. Ральднор поднялся.
— Господин Дакан, вы обещали нам пропуск, чтобы пройти в Зарависс, — сказал он твердо и очень холодно, мимолетно отметив, что включил в это «нам» и себя самого.
Дакан обернулся и глянул на него. Улыбка на лунообразном лице слегка померкла.
— Ты забегаешь вперед, молодой человек.
— Ваш слуга сказал, что нам будет дано разрешение. Так это он лгун — или вы?
Лицо Дакана совершенно изменилось. Его глаза сузились, но Ральднор уловил в них проблеск беспокойства.
— Вы получите свой пропуск. Это не срочно.
— Очень даже срочно. Ночью в городе будут волки. Чем скорее мы уйдем, тем лучше.
Дакан махнул рукой.
— Принесите то, что он просит.
Ральднор ощутил, как заколотилось у него сердце. Он лишил этого толстяка самообладания — похоже, еще ни один обитатель Равнин никогда не настаивал здесь на чем-то.
Орклос приблизился к Дакану и передал ему полоску тростниковой бумаги. Положив ее на стол, Дакан украсил ее закорючками своей подписи и оттиском печатки на перстне.
— Вот. Все готово. Можешь умерить свое нетерпение. Говори, Орклос.
Управляющий улыбнулся Ральднору.
— Мой хозяин предлагает вам остаться на ночь под его гостеприимным кровом.
Так вот оно что! Надежно запертая в доме оммосца бродящими по улицам волками, девушка будет беззащитна перед домогательствами купца. Его вожделение было совершенно неприкрытым. И если уж на то пошло, его слуга, похоже, положил глаз на самого Ральднора.
— Мы очень признательны вам, Дакан, — едко ответил Ральднор. — Но мы и так слишком долго злоупотребляем вашим гостеприимством. — Он взял пропуск.
— Но там же волки… Орван, ты с ним заодно?
Побледневший Орван поднялся со своего места.
— Думаю, да, Дакан. Пожалуй, мы поблагодарим вас и пойдем.
Лицо Дакана сделалось очень уродливым.
— Будьте так добры. И не забывайте условия этого контракта, если доберетесь до Зарависса. Я верю, что вы не наткнетесь на волков.
Они прошли через переднюю в холодную ночную тьму. И тут чья-то рука коснулась локтя Ральднора.
— Зачем тебе идти с ними? — прошипел с порога Орклос. — Ты пытаешься вести себя, как один из степного отребья, на которое висы плевать хотели, но у тебя манеры виса и лицо, которое я видел у статуй Рарнаммона. Что могут дать тебе эти людишки? Вонючие развалины, грязь, нищету? Уверяю тебя, мой хозяин может быть очень щедр с моими друзьями.
— Я тебе не друг, оммосец, — стряхнул его руку Ральднор. Дверь со стуком захлопнулась.
Сначала они шагали по темным улицам в молчании. Маленький фонарь, который нес Орван, отбрасывал колышущийся бледный свет.
Ральднор, шедший чуть позади, не мог оторвать глаз от серебристого водопада волос Аниси. Оммосское вино и победа слегка опьянили его.
— Возможно, ты чересчур поспешил, Ральднор, — наконец сказал Рас, не оглядываясь на него. — Не стоит ссориться с Йир-Даканом.
— А ты предпочел бы остаться там и позволить этому слизняку затащить твою девушку в постель?
Рас обернулся и бросил на него странный взгляд: непроницаемый, но явно полный каких-то непонятных эмоций.
Вдруг где-то, не более чем в полусотне шагов от них, завыл волк. Звук показался странно гулким, слишком громким для ночной тишины.
Они застыли.
— Это белый. Я знаю его голос, — негромко произнес Орван. — Прошлой зимой он убил на улицах пятерых человек.
Рука Ральднора потянулась к охотничьему ножу и вытащила его из-за пояса. Его наполнило жгучее презрение к этим троим, замершим перед ним в пассивном отчаянии. Он обошел их и встал между ними и белой тенью, неожиданно возникшей откуда-то из-за осыпавшихся стен и остановившейся, не сводя с него глаз.
Значит, он охотится в одиночку. Ральднора поразила его неожиданная красота и небывалый размер, ибо этот один был как двое волков сразу. Он слышал охотничьи рассказы о подобных чудищах, но никогда еще не видел ни одного своими глазами. Массивная голова зверя достигала его солнечного сплетения. Но до чего же он был грациозен! Ральднор уловил тусклую расчетливую вспышку его глаз, а его оскаленная пасть уже казалась полной крови.
А потом он, казалось, вломился в его черный примитивный мозг. Темный, древний, неукротимый, темная чаща, полная безжалостных тварей, бездонных трясин и дремлющих потоков, где метались, вспыхивая, неожиданные побуждения и желания.
Чудище прыгнуло на него, но он уловил хищную вспышку его замысла. Его рука не дрогнула, когда роскошное звериное тело обрушилось на него, а от резкого волчьего духа перехватило горло, и он по самую рукоять погрузил нож в горящее око зверя-демона, которое мгновенно погасло.
Он лежал неподвижно, придавленный белой тушей и разрываемый внезапно накатившим на него невыносимым горем. Ему оставалось лишь скорбеть. Это было предчувствие. В голове у него металось эхо чьих-то далеких голосов. Он открыл глаза и увидел Аниси, стоящую перед ним на коленях прямо на мостовой, с лицом, перекошенным от страха — страха за него. Он улыбнулся ей, столкнул с себя волчью тушу, сел и взял ее за руку.
