Стрела мелькнула в свете факелов. Только чудом она не пронзила Радима, воткнувшись в дерево в каком-то вершке от его головы. Смерть дохнула в лицо скомороха.
С «зубом», привязанным к ладони правой руки, и вырванной из ствола стрелой в левой, Радим спрыгнул с сосны, почти на головы собакам. Внезапность дала ему преимущество и смутила противников. Один из псов, ушибленный сильным ударом, с визгом помчался в кусты, второй получил стрелу в шею. Он заскулил и стал кататься по снегу, пытаясь избавиться от костяного наконечника. Леший увидел несущегося к нему с «зубом» Радима и почел за лучшее ретироваться. Благо охотник был в лыжах, а напавший — без них. Великан не сразу сообразил, что происходит, но когда увидел улепетывающего товарища, принял важное решение. Он бросился на Радима со спины. Рогатина прошла рядом с плечом гонимого, порвав и без того драный тулуп. Радим рухнул в сугроб, спасаясь от разящего оружия. Великан ударил несколько раз, целя в грудь противника. Однако проворный скоморох откатился в сторону и свалил соперника подсечкой. В ближнем бою рогатина стала бесполезна. Радим взмахнул «зубом», пытаясь ранить врага в руку. Железо лязгнуло о железо. Великан прикрылся длинным кинжалом греческой работы. Сцепившись, противники кубарем покатились в темноту ночи.
— Прекратить! А ну, разнимите их! — раздался властный голос. Послышались голоса людей, от множества внезапно вспыхнувших факелов стало ясно, почти как днем.
Радима схватили и силой оттащили от Великана. Из порезанной кисти на снег капала кровь. Великан тоже был ранен, «зуб» отсек ему левое ухо. Преисполненного жажды мести силача держали в два раза больше людей, чем его противника.
Радим увидел, как из мрака с перекошенным от злобы лицом выбежал Леший. Он держал наперевес Рогатину и явно намеревался вогнать ее в живот врага. Радим беспомощно забился в руках охотников.
— Леший! Стоять! — Властный голос ударил как гром.
Леший продолжал бежать, но уже не так уверенно. Что-то мелькнуло в темноте, рассекая воздух. Леший отлетел в сторону, как будто его сдуло ветром. Радим увидел на снегу большой круглый щит и понял, что он спас ему жизнь. Скоморох медленно поднял взгляд на предводителя охотников. Сначала в поле зрения оказались ярко-белые сапожки с золотым змеем, опутывающим хвостом голенище. Потом скоморох разглядел парчовый, отороченный горностаем кафтан и драгоценный франкский меч на поясе. Когда Радим посмотрел в лицо спасителя, он уже знал, что увидит, — перед ним стоял светловолосый боярин — Остромир.
— В следующий раз, Леший, будешь послушнее — или сгинешь навсегда, — Остромир говорил ровно и складно.
— Он сильно обидел нас, господин, — простонал державшийся за ушибленное плечо Леший.
— Не важно. Смерды должны делать то, что я сказал. Он бросился на вас почти с голыми руками, значит, он никакой не шептун. Был бы ведуном, сейчас тут волшбой бы воняло.
— Господин! Может, он и не шептун, но к потраве имеет явное отношение! Ежели и не сам сготовил, то всяко подложил он!
— Это я уже слышал. — Остромир сделал пару шагов в сторону Радима. — Почто Яна Творимирыча и Свирида извел?
— Не делал я такого, — выдавил Радим. — Богами клянусь!
— Клятвы твоим богам малого стоят. Скажи тогда, пошто пса травил? Это я собственными глазами видел, отпираться смысла нет.
— Проверял. Блин проверял. Правду ли им боярина потравили.
— Блин? Откуда он у тебя взялся?
— Был грех, в терем воеводин забрался, чтоб дело сие распутать.
— Тать! — заголосил Леший.
— Тихо! — оборвал его Остромир. — Значит, тебе тоже стало интересно, кто яд кладет? Не много ли ты на себя взял, смерд?
— Не моя вина. Боярыня велела…
— Параскева? — Остромир был удивлен. — Она тут при чем?
— Не ведаю, клянусь Сварогом! У меня должок перед ней, вот и велела его искупить.
— Темнишь ты, смерд. Однако это сейчас не важно. Ты окажешь мне услугу — и останешься жив. Не правда ли, ты хочешь жить?
— Ежели б я хотел умереть, то разве бился бы с этими уродами? — Радим показал на Лешего. Тот в бессильной ярости оскалился.
— Вот и ладно. Свяжите ему руки и ведите за мной. Возвращаемся в Ладогу!
Радим тяжело вздохнул. Ему очень не нравилось, как все обернулось. Дело давно мучило загадками, теперь тайн прибавилось.
В светлице Остромира было тепло и сухо. Радима переодели в новую рубаху и угостили вишняком. Когда он утер усы и довольно крякнул, боярин велел слугам удалиться и остался со скоморохом один на один. Радим сразу понял, что беседа будет нелегкой.
— Ты должен пойти к воеводе и при дружине обвинить его в отравлении Яна Творимирыча. Потребуй суда, обещай честно поведать, как пособничал.
— Я?!
— Расскажешь про ту старуху, о которой ты мне давеча поведал. Яд, скажи, от нее брал и Луньке носил. А тот по указу воеводы его в блины сыпал.
— Помилуй, господин! Меня ж повесят!
— Слушай дальше. Эйлив вспылит, может, и меч обнажит. Начинай кричать. Во всю глотку, чтоб стены у терема затряслись. Тут появлюсь я со своими воями. Мы спасем тебя и спросим, отчего воевода пошел на смертоубийство. Ты повторишь обвинения. Задаем вопрос воеводе: что ж он без суда решил расправу учинить по такому важному делу? Дальше не твоя забота.
— Не нравится это мне, господин…
— Ежели откажешься мне помогать, отравителем будешь ты. Думаю, уже к вечеру варяги посекут тебе ноги и руки, а к рассвету повесят.
— Ох, господин, помилуй…
— Думать над моим предложением тебе особо некогда. Соглашайся сейчас или готовься к смерти.
— Пожалуй, я соглашусь.
— Молодец! Ежели не подведешь, я в долгу не останусь. Пошли.
Радим допил из чарки вишняк и медленно поднялся. Ох, как не хотелось никуда идти, кто бы знал! Однако судьба толкала его все ближе и ближе к обрыву. Остромир затеял какую-то интригу, и Радим должен был сыграть в ней роль. Судя по отношению боярина к смердам, рассчитывать на глубокую благодарность не стоило. Пожалуй, можно было даже опасаться, что после всего боярин велит тихо прикончить скомороха.
В сопровождении Остромира Радим дошел до палат воеводы. Там их уже ждал невзрачный холоп, при приближении боярина согнувшийся в поклоне. Одним взглядом, без слов, Остромир велел слуге действовать. Тот снова поклонился и быстро исчез за дверью. Боярин ободряюще хлопнул Радима по плечу. Когда дверь открылась, Остромир толкнул скомороха внутрь.
В хозяйской одрине находились все лучшие люди Ладоги. Воевода Эйлив стоял у стола и перебирал рассыпанную выпечку. Блины и пироги были надломлены и зеленели ядовитой начинкой. Мрачные мужи боярские переминались с ноги на ногу, ожидая неминуемой грозы. Грим держался чуть в стороне, готовый к решительным действиям по первому зову господина. На сиденье, выложенном подушками, восседала Параскева. Судя по ее лицу, она была страшно разгневана. Тут же, потупив взор, стояла Любава. Ее глаза были опущены долу, а весь вид выражал бесконечное смирение.
