– У нас любовь взаимная, – нежно сказал Дан. – Спасибо, ваша милость. Позволено мне задать вопрос? Вам удалось что-нибудь узнать?
– Разумеется. Почему нет?
– Потому что покойники не говорят.
– Разве? – очень удивился властитель, и Дану стало не по себе. – Понятно. Покойники говорят, Дан, если их настойчиво попросить. И уж тем более, если они при жизни были магами. Разумеется, я все расскажу Нируту, и поверь, не солгу… хотя бы потому, что он тоже может беседовать с мертвыми. Поправляйся. Я приду потом, когда Нирут позволит тебе говорить.
Дан нежничал с катаной почти час, потом затребовал все необходимое для ухода за оружием и еще час возился. Ее не обижали, она хорошо выглядела, но ей не хватало Дана, как Дану не хватало ее. Второй меч так и лежит на стуле. Ничего, Алиру пригодится, например, или Ларе. Может, самому Нируту понравится. Хорошая вещь. Вещь. Без души.
Забавно. Человек из технического и насквозь прагматического мира видит душу в оружии. Нет чтоб просто сказать себе: мне нравится этот меч, мне удобно, когда он в руке, мне приятно, когда он оттягивает пояс, я не хочу с ним расставаться, как ребенок не хочет расставаться с любимой игрушкой, отправляясь в садик. А туда же – душа…
Он погладил лезвие. Удивительная сталь. Не сверкающая, но и не тусклая. Сияющая. Когда друзей сам себе перечислял, Шарика не забыл, а катану не назвал. Потому что не друг она, что-то иное. Часть души? Ну нафиг, Гай тоже часть души, причем куда большая. Катана должна быть с ним. А он – с ней. Так попонятнее, и без всякой психологии. Ей, наверное, тоже так: удобно в моей руке, нравится висеть на моем поясе, она не хочет расставаться со мной. Как там у Олди – Сверкающие? Раса разумных мечей. Забавная идея… хотя у них речь, само собой, не о расе. А о чем?
Помнилось так смутно, что Дан махнул рукой. Все равно. Не перечитать уже ни «Путь меча», ни «Трех поросят». Другая жизнь, другие книги, и мечи, представляющие собой часть тебя самого…
Вот странно: в темнице Дан устраивал себе моционы и утреннюю зарядку, только вот когда заболел, сил не было, а здесь, в тепле, сухости и сытости, размяк, никак не мог себя заставить, целыми днями лежал в постели, то дремал, то спал крепко, исправно пил вампирские лекарства, терпел не особенно приятные растирания (кожу сильно щипало, зато прогревало до самого нутра), чувствовал себя весьма пристойно, но вставать не хотел категорически. Имеет право узник, вырвавшийся на волю, позволить себе небольшое ничегонеделанье? Просто осознавать, что лежишь в мягкой постели, пахнущий мылом, причесанный, видеть на закрытом окне веселенькие занавески в рюшечках, любоваться всякими домашними мелочами: там вазочка, там горшок с цветущим аналогом герани, там тяжеленный подсвечник с оплывшей толстой свечой, а вон лампа масляная, и вечерами нет тягостной темноты, потому что можно попросить оставить свечу, да и окно большое, в него луны светят по очереди, звезды видны, а в углу на подставке – мастерски вырезанная из дерева фигура Строна, бога-воителя, имелся этакий Марс Аресович в местном пантеоне. Вообще-то он был поначалу героем, то есть человеком, воином ну абсолютно непобедимым, потом, как и положено, его предательски укокошили уже в преклонном возрасте, не дожидаясь, пока сам помрет, тем самым добавив к геройской репутации ореол мученика и жертвы, после этого трагического события всякие знамения начались (по версии Гая – комета близко к Траитии прошла, сопровождаемая метеоритным дождем), что способствовало версии вознесения Строна в небеса, где положено проживать богам.
И постель чистая, тюфяк пахнет травой, подушка – тысячелистником, рядом все время стоит кружка, да не с водой, вода – это само собой, а с компотом или молоком, и так это вкусно, что Дан хронически делал глоточки, вроде бы маленькие, но кружка пустела быстро. Правда, мальчишка-спаситель за этим следил, подливал. Желудок привыкал к обычной еде, получал уже и кашу на молоке, и суп, и вареное нежирное мясо, и ароматный хлеб… Властитель вознаградит их сторицей, уж до чего, а до денег он настолько не жаден, что так и тянет назвать мотом.
Кайф. Самый настоящий кайф. Вычеркнуть из жизни эти недели-месяцы и никогда не вспоминать. Чтоб ни в кошмарах ни являлись, ни… Нет, придется в деталях рассказывать, Нирут въедливый, захочет узнать все. Нравится ему, видите ли, иметь полное представление о своей Квадре. Квадра… Гай, Аль, Лара. И Шарик. Увидеть их хотелось до боли в зубах…
Дверь хрястнула о стену, когда ворвался властитель. Свой собственный, не посторонний, черный весь, только тесемочка с большим количеством солнечников пришита, но это можно, драгоценности в цветовую гамму не входят, хоть все света радуги… А рад ведь. Иначе не пытался бы переломать ребра, так сжимая в объятиях.
– Цел!
Интересно. Не жив, а цел. Дан против воли улыбнулся ему, а так ведь хотелось сохранить невозмутимость, но рот сам расплылся до ушей. Ну и ладно, смешно изображать этакое достоинство, голышом валяясь в постели под теплым одеялом… А одеяло-то зачем сдергивать!
– Да, видок у тебя… Да не прикрывайся ты, я не дама. Худ безобразно… Истощен. Вампир сказал, ты болен?
– Простужен, – уточнил Дан, – но мне гораздо лучше уже. Кашель и небольшой жар. Там сыро было, милорд, и холодно. Я, наверное, всю оставшуюся жизнь буду мерзнуть теперь.
– Хоть бы в такие минуты называл меня по имени, – проворчал властитель, ведя обеими руками вдоль тела Дана – от маковки до пяток. Рентген-аппарат. – Нет, теплообмен не нарушен, это психологическое, пройдет со временем. Ну и озноб от болезни, ничего, вампиры вылечат.
– Нирут, мне тут здорово помогли. Хозяин здешний и мальчишка…
– Получат все, что только захотят. Плюс деньги, конечно. Я умею благодарить, друг мой. Хозяин! – рявкнул он, и через минуту хозяин и парнишка, заметно трепеща, очутились в комнате. – Примите мою благодарность. Я выполню любое ваше желание. Что ты хочешь, трактирщик?
– Приданое дочке, – не чинясь, ответил бывший солдат. – Я, конечно, человек не бедный, по нашим понятиям…
– О деньгах можете вообще не думать, – перебил Нирут, – никогда больше не будете знать нужды. Я имею в виду – что еще вы хотите? Привилегии?
– А могу я свой трактир назвать «Квадра»?
– Можешь даже использовать черное и серебряное. Я разрешаю. Можешь рассказывать всем, что ты помог властителю Нируту Дану. Это все мелочи. Придумаешь что-нибудь еще, дай мне знать. А ты, мальчик, чего хотел бы?
– Служить вам, ваша милость.
Нирут захохотал.
– Беру. Ты не возражаешь, трактирщик? Сын?
