"Мне с вами очень весело", – сказал Кот.
"Мне с вами тоже", – передал ему я, благо для разговора с рыжим телепатом не надо открывать рот. Сказать в этот момент что-либо членораздельное я бы все равно не смог – смех сильно мешает говорить.
– Да я самая красивая девушка степи! – кричала Цвета, делая мне лечебный массаж своими кулачками, искренне считая это жестоким избиением глупого духа.
– Ко мне сваталось лучшие из гвардейцев Великого Хана! – продолжала красотка, махая в воздухе ручками. – За меня отцу предлагали выкуп табунами чистокровных жеребцов и кобылиц! И каждая лошадь в табуне была с золотой уздой! – Острый кулачок случайно врезался мне в ухо, и пришлось продолжить упражнения, оторвав, наконец, руки от живота и прижав к голове.
– И после всего этого, какой-то глупый дух говорит, что я его недостойна! – Стукнув напоследок меня по колену и слегка отбив руку, Цвета, наконец, устала и уселась на землю рядом, гладя поврежденную конечность. Я в этот момент отсмеялся и тоже сел.
– Да ничего подобного я не говорил. Ты очень красивая, – умудрился выдавить из себя я, но тут лицо возмущенного Дмитрия, оторванного от своей бухгалтерии, снова встало перед глазами, и меня опять согнуло. На этот раз мы смеялись вместе, правда я не представлял, почему хихикает девушка. Впрочем, в тот момент для меня это было не так важно. Рыжий зритель сидел рядом, с удовольствием глядя на весь этот цирк, и периодически вставал, чтобы попрыгать.
Цвета отсмеялась первой и внимательно посмотрела на меня, второго в этом состязании. По лицу джисталкера текли слезы, но вытирать их было нельзя категорически, иначе маска воина превратится в ужасный макияж престарелой аристократки после ночной оргии.
– В детстве, слушая сказки отца, я по другому представляла себе небесных духов, – вдруг сказала Цвета.
– И какие же мы должны, по-твоему, быть? – спросил я, постаравшись больше не думать о своих московских компаньонах.
– Я думала все вы серьезные и величественные, – сказала девушка задумчиво. А потом выпалила: – А ты смешной.
Ну вот, второе существо мира Ворк, недолго пообщавшись со мной, называет меня смешным. Впрочем, потехе час, как гласит пословица. Пора было заняться делом.
– Собирайся. Поедем в степь, искать ваши патрули, – сказал я, вскочив на ноги, и шагнул к коням.
– А зачем тебе патрули степных воинов? – подозрительно спросила Цвета.
– Сдам тебя им, и поеду по делам, если ты оставишь мне Тучу, – честно ответил я и начал взнуздывать коня. За спиной послышались знакомые звуки.
Я медленно обернулся, и, естественно, увидел привычную картину. Девчонка обняла Рыжика за грудь, уперлась носом ему в шею и самозабвенно рыдала.
"А теперь мы поговорим начистоту", -
строго сказал пионервожатый, и я стал
тонуть в Черном море.
(воспоминания о пионерлагере Артек)
И вот мы уже скачем по лесу Котов в сторону поляны прайда Вожака, все дальше уезжая от милых моему бедному сердцу патрулей Желтолицых Всадников. Скачем гораздо быстрее, чем я бежал оттуда на волчью охоту. Хотя бы в скорости передвижения есть небольшой плюс. "Большой минус" несся рядом на белоснежной кобылице, отставая на полкорпуса от моего вороного смерча, и изо всех сил делала вид, что он чудесный и послушный ребенок.
Рыжик сидел передо мной на холке Тучи. Кожаная накладка, являющаяся продолжением седла и частично закрывающая шею коня, предназначенная для перевозки охотничьих гепардов, нашлась в объемных седельных сумках моего скакуна. Накладка пришлась как нельзя более кстати и идеально подошла для моего Кота. Рыжий наездник уверенно ехал, вцепившись когтями в накладку, как будто всю жизнь катался на лошадях, и при этом получал массу удовольствия от новых впечатлений. Конь сначала немного опасался кота, но потом, по-видимому, принял его за новый вид охотничьего гепарда, к которым он был приучен, и успокоился. Могучее животное не чувствовало вес Рыжика, как будто это был не огромный пятипудовый лесной Кот, а домашний котенок размером с ладонь. Впрочем, тяжесть массивных Желтолицых Всадников, одетых в полные доспехи, значительно превышала наш с Рыжиком суммарный вес.
"С конями ты это хорошо придумал", – сказал Рыжик так, как будто идея применения ездовых животных принадлежала именно мне. Улыбнувшись, я почесал кота за ухом, и повернул голову к моему одетому в зелень наказанию. Встретил честный взгляд примерной отличницы, хоть к доске вызывай отвечать прилежно выученные уроки. Полная идиллия.
Десять минут назад все было совершенно по-другому.
– Ты плохой дух! С темных небес! – раздавался совсем недавно дрожащий голосок Цветы сквозь шерсть бедного Кота, который, похоже, смирился со своей долей служить жилеткой для слез взбалмошной девчонки. Впрочем, слов было произнесено не так много. В основном воздух сотрясали приглушенные рыдания.
– Почему это? – твердым голосом поинтересовался я, продолжая заниматься сбруей, но все же ощущая некоторый дискомфорт. Невозможно сосредоточится, когда рядом плачут дети.
– Ты меня обманууул! – прозвучало грозное обвинение, перешедшее в жалобное завывание.
Пришлось оставить коня, и подойти к этому неиссякаемому зеленому ручью. Рыжий страдалец терпеливо сидел с видом восточного философа и лишь иногда немного поворачивал шею, подставляя девчонке более сухую шерстку.
– И когда это темный дух умудрился все успеть? – поинтересовался я, присев рядом.
Девчушка оторвалась от Кота, и гневно взглянула на меня. Я постарался изобразить на своей раскрашенной физиономии максимально доброе выражение. Видимо, не сумел, потому что Цвета сморщила нос и снова уткнулась в Рыжика. Последующие затем рыдания смогли бы разбить даже сердце волколака. И зачем, спрашивается, мучиться, убивая беззащитную нечисть? Если бы девица так ревела на дереве, вся стая, думаю, сама бы отвезла ее к патрулям на волчьих спинах и безропотно дала себя растоптать копытами коней.
Я сидел, и терпеливо ждал ответа. И дождался.
– Ты сказал, что возьмешь меня с собой, а теперь хочешь от меня избавиться! – раздался дрожащий голосок, приглушенный шерстью Рыжика.
– Когда это я такое говорил? – искренне удивился джисталкер, и ненадолго задумался. Да, похоже, из моих ответов можно было сделать этот вывод.
"Вот молодец. Ненароком придумал изощренный способ самоубийства", – подумал я, глядя на ревущего эскулапа.
Цвета наконец отпустила многострадального кота, который тут же воспользовался случаем и пулей рванул в лес, сделав такой вид, что любой бы понял – бедному животному срочно надо в туалет. На меня уставилась пара зареванных и при этом рассерженных черных глаз.
