«Дорогой Александр, с Сесилией случилось несчастье…»
У него болезненно ёкнуло в груди.
«Она упала с лошади и потеряла вашего ребенка. Я так переживаю за вас.
Я не осмелилась сказать об этом Сесилии, но это был мальчик, Александр. Тот, кто пронес бы дальше имя Паладин. Во всем виновата домоправительница Кирстен Мунк, вынудившая Сесилию скакать верхом домой, потому что та отказалась ехать в Далумский монастырь, ссылаясь на свое положение. Сесилия была тут же уволена за непослушание, и ей дали самого необузданного коня.
Я сожалею о случившемся, ведь твой наследник погиб. Его Величество отсутствует, и домоправительницу некому наказать. Но я надеюсь, что она получит хорошую взбучку.
Сесилия теперь такая тихая. Она почти не говорит, лежит и смотрит в окно. Вчера она попробовала подняться. Не знаю, о чем она думает и что чувствует, но из-за потери ребенка мы с ней сблизились. Она в самом деле прекрасная женщина, Александр, я так рада, что ты выбрал именно ее. Я попытаюсь помочь ей и утешить ее как смогу. Но что можно сказать в подобной ситуации? Я чувствую себя просто беспомощной.
Она научила меня понимать и твои трудности. И я рассказала ей о том ужасном слуге, который использовал тебя много лет назад. И о том, как тебя били: первый раз — за то, что ты заглянул в комнату отца, где висели эти гадкие картины, а потом — после жуткой сцены со слугой, когда у матери началась истерика. Теперь я вижу, что не ты виноват во всем этом. Ты можешь простить меня, Александр?»
Он вдруг обнаружил, что его пальцы скручивают уголки письма. Он инстинктивно расправил смятую бумагу.
«Все в Габриэльсхусе действительно любят твою дорогую супругу, печалятся о ней и стараются ничем не докучать ей. И не убивайся так по ребенку, который погиб. У вас может быть еще много детей.
Мы думаем и беспокоимся о тебе каждый день, Сесилия и я. Береги себя, не поддавайся ни на какой соблазн!
Помни, что ты нам нужен.
Твоя преданная сестра Урсула».
Александр отложил письмо и посмотрел невидящими глазами в окно.
Еще много детей…
Постучал и вошел посыльный.
— Его Величество собирает военный совет, полковник. Армия готова к наступлению.
Королю Кристиану приходилось туго.
Он беспомощно лежал в своей роскошной походной кровати с пологом и прочей мишурой, выглядевшей довольно нелепо на фоне суровой походной жизни.
— Я должен встать! — нетерпеливо произнес он. — Встать и разбить в пух и прах Тилли!
— Через неделю, Ваше Величество, — сказал ему его личный врач, — Ваше Величество еще не достаточно окрепли.
— Это ты так говоришь! Сегодня же встану!
Врач настаивал на своем.
— Я могу позвать полевого лекаря, так что Ваше Величество сможет проконсультироваться у него.
— Полевого лекаря? От этих мясников я предпочитаю держаться подальше.
— Это очень толковый лекарь. Молодой норвежский парень. Ученый. Я сам разговаривал с ним, он знает поразительно много.
— Норвежский? Хм, — сказал король Кристиан, который всегда относился тепло к своей второй стране. — Там жил наш самый лучший врач. К сожалению, он уже умер. Его звали Тенгель.
— Это его внук, Ваше Величество.
Король вскочил так быстро, что почувствовал в голове режущую боль.
— Ой-ой-ой, ах!.. Он снова лег. — Позовите его! Быстрее! Я хочу видеть этого парня.
Его Величество удовлетворенно проворчал еще что-то. Внук господина Тенгеля. Прекрасно!
Вскоре Тарье явился из полевого госпиталя в королевский дом в Нинбурге.
Врач представил королю молодого человека.
— Тарье Линд из рода Людей Льда? — сказал король. — Я не имел счастья встречаться с Вашим дедом, или, скажем так, я был всегда настолько здоров, что не имел нужды встречаться с ним. Кстати, я знаю его внучку. Она служит придворной дамой у моей дорогой супруги.
— Очевидно, это Сесилия, — улыбнулся Тарье. — Моя кузина. Она всегда тепло отзывалась о Вашем Величестве.
И оба поняли, что под этим подразумевалось: но не о Кирстен Мунк.
Тарье показал, на что он способен: вот это был осмотр! Ни один дюйм бесценного королевского тела не остался без внимания.
— Печень не в порядке, — сказал Тарье.
— Неужели? — спросил король. — И это серьезно?
— Не очень. Но она увеличена.
— И что же теперь делать?
— Осложнения возникли по причине обильных возлияний, Ваше Величество, — дипломатично ответил Тарье.
— Хм… — проворчал Кристиан. — Значит, с печенью у меня неважно.
Молодой норвежец обнаружил еще пару небольших изъянов.
— Но вообще-то я должен сказать, что у Вашего Величества на редкость крепкое здоровье, учитывая возраст и нагрузку. Можно только радоваться такой физической крепости.
Это было приятно слышать пятидесятилетнему монарху.
— Но… — строго добавил Тарье. — Ваш личный врач совершенно прав: Вашему Величеству нужен покой по крайней мере еще неделю.
— Но ведь Тилли стягивает свои войска! А за спиной у них армия Валленштайна. Одному Богу известно, что они надумали.
— Это не важно. Здоровье Вашего Величества прежде всего. Повреждение головы может дать осложнение, если вовремя не вылечиться.
Король неохотно подчинился.
В середине августа он был уже здоров. Он тут же провел военный совет, как всегда, энергично и безрассудно.
И тут же стал готовиться к наступлению.
Битва при Нинбурге не вошла в историю в силу своей незначительности. Она продолжалась целый месяц, так и не приведя к прямому столкновению. Были лишь локальные стычки, то здесь, то там.
В конце концов Тилли вынужден был отступить, а король Кристиан, преисполненный отваги и мужества, преследовал католическую армию.
В битве при Нинбурге «меченый» потомок Людей Льда впервые убил человека. Это произошло на одном из холмов, недалеко от города — и он с почтительным страхом смотрел на свой окровавленный меч. Убитый наемник лежал у его ног.
Он с восхищением смотрел на кровь. Его глаза засияли и засверкали, он тихо рассмеялся.
— Я бессмертен и непобедим! — прошептал он. — Я в самом деле один из них!
Весь горя от возбуждения, он спустился в долину в поисках католиков.
И к вечеру он убил уже пятерых — в основном, нападая сзади, — и с каждым разом желтоватый отсвет в его глазах становился все ярче и ярче.
Он питал презрение к мушкету. Окровавленный клинок — вот что ему нравилось.
Злой дух Людей Льда наконец-то овладел «меченым» среди внуков Тенгеля.
В тот вечер Йеспер провожал раненного в руку юношу в большой и грязный сарай, именуемый полевым госпиталем.
— Господи, вот это встреча! — воскликнул Йеспер. — Ведь это же Тарье! Что ты здесь делаешь?
