— Ну ни фига себе сходил за хлебушком! — пробормотал он.
И задумался.
Думы были невеселые. Людей вокруг — никого, да даже если бы и были, все равно спросить куда идти не получится. Потому как из японского кроме «кумитэ», «сэнсэй» и «йоко-гири», чудом уцелевших в памяти после доармейского каратэ, в голове было практически стерильно.
Но, с другой стороны, везли ж его зачем-то за тридевять земель? И не для того, наверно, чтобы сбросить около каменного забора, за который страстно желают попасть некоторые японские граждане.
Везти-то везли — и куда привезли?
Виктор смерил взглядом древнюю кладку стены и вделанные в нее ворота, словно сошедшие со старинного японского рисунка. Если б не куртки пацанов, рюкзачки женщин для переноски морозоустойчивых спиногрызов и не едва приметный красный глазок видеокамеры над воротами, вполне можно было подумать, что Виктор, словно персонаж одного из современных литературных подражаний бессмертному творению Марка Твена «Янки при дворе короля Артура», похожих один на другого как однояйцевые близнецы, угодил прямо с аэропорта в средневековую Японию.
Но вышеназванные детали убеждали в обратном. И стена, и лес, и лысый дядька с садистскими замашками — все было объективной реальностью, данной нам в самых что ни на есть неприятных ощущениях.
А между тем дело шло к вечеру.
Солнце помаленьку спускалось за верхушки японских елок. И вокруг стало заметно холоднее.
Ночевать под стеной Виктору совсем не улыбалось. В куртке, пусть даже утепленной, пожалуй, до утра дуба дашь, не дождавшись из-за ворот учителя, мудрого аки Конфуций, лысого словно коленка и — Виктор вспомнил младенца, болтающегося вниз головой, — беспредельного настолько, что любой самый отмороженный браток содрогнется.
В лесной чаще, в той стороне, куда ушли пацаны, забрезжил огонек.
Виктор раздумывал недолго. Тем более что от ворот в том направлении вела едва заметная в сумерках тропинка.
— Значит, нам туда дорога, — задумчиво констатировал Виктор, направляясь вглубь леса.
Дорога оказалась недолгой. Тропинка вывела на довольно просторную, идеально круглую поляну, посреди которой стояла… беседка не беседка, навес не навес, а так, ни пойми что. Такая же крыша, как над воротами в оставшейся позади стене, только чуть пошире, покоилась на четырех деревянных, почерневших от времени столбах. Рядом с беседкой стояла вполне современная пластиковая кабинка, не оставлявшая сомнений в ее предназначении. У одного из столбов, подпиравших крышу, имелась стопка аккуратно сложенных дощечек.
Под навесом около миниатюрного костра сидели, поджав под себя ноги, знакомые пацаны. Костер был разведен под черной от сажи металлической табуреткой, ножки которой были врыты в землю, утоптанную не одним поколением японских граждан, страждущих попасть за ворота в каменной стене.
Пацаны на появление Виктора никак не отреагировали. Они ковырялись деревянными палочками в большой чашке, стоящей на табуретке, и, время от времени доставая оттуда куски какой-то снеди, отправляли их в рот.
Полюбовавшись на эту идиллию, Виктор решил, что вряд ли пацаны приволокли сюда все эти удобства на своем горбу, и что предназначены они, скорее всего, для всех тех сумасшедших, кому не терпится найти приключений на свою голову по ту сторону стены. Потому, ничтоже сумняшеся, он вошел под навес и, усевшись прямо на землю около табуретки, протянул руки прямо под нее, засунув окоченевшие пальцы чуть не прямо в костер, — задубели они до невозможности.
Пацаны и на это не отреагировали. Они были заняты поеданием ужина, пахнущего, кстати, как-то не слишком аппетитно. Только старший пару раз метнул в сторону Виктора взгляды, полные презрения, но тому на эти взгляды было глубоко наплевать. И действительно — кого колышет мнение какого-то иностранного тинейджера? Пусть себе зыркает, его дело.
Немного отогрев руки, Виктор расстегнул сумку и, вылущив из блистера предпоследнюю таблетку, закинул ее в рот, запив жидкостью из бутылочки. Он поискал глазами, куда бы ту бутылочку выбросить… и наткнулся на полный изумления взгляд старшего.
Старший смотрел на бутылочку в руках Виктора как средневековый рыцарь на священный Грааль. А младший — так тот вообще застыл словно изваяние с открытым ртом, так и не определив туда кусок чего-то розового, зажатого между палочками для еды.
Виктор перевел взгляд на бутылочку, повертел ее в пальцах и, не найдя в ней ничего особенного, поступил как любой русский человек, оказавшийся в лесу с пустой емкостью в руке, — зашвырнул ее в чащу, чем вызвал волну безмолвного осуждения в глазах у обоих пацанов. Однако Виктор с удивлением отметил, что хотя во взгляде старшего и читалось, мол, лох ты и дикарь, бледнолицый, хоть и крут безмерно, но бросаться непонятными словами на этот раз пацан не рискнул, как не рискнул бы, скажем, любой четырнадцатилетний пацан сделать замечание признанному дворовому авторитету.
Виктор внутренне усмехнулся. И сделал выводы.
Стало быть, он на правильном пути. Если эти сопляки сделали такое «ку» бутылочке, выданной ему узкоглазым конвоиром, стало быть, за стеной и есть та самая ниндзячья школа, в которую его выпихнули не только из собственной жизни и страны, но и с родного материка, кстати.
От маленькой мести он не удержался. Конечно, проверить состояние мечей можно было в другое время и в другом месте. Но, если разобраться — почему бы не здесь и не сейчас?
Он неторопливо вытащил из сумки длинный сверток, развернул…
У меньшего из пацанов поднесенный было ко рту кусок розовой снеди шлепнулся куда-то в область промежности. Наверно, кусок был сильно горячим, потому что пацан коротко взвизгнул и, вскочив на ноги, принялся вытряхивать его из складок штанов, приплясывая на месте.
Старший тоже встал на ноги и… склонился в почтительном поклоне.
Чего-чего, а вот этого Виктор не ожидал.
«Ага, зауважали, черти полосатые», — удивленно хмыкнул он про себя и, не вставая с места, кивнул пацану в ответ. После чего махнул рукой — ладно, мол, не напрягайся, понято и принято, зла не держу. Мир, дружба и все такое.
Пацан оказался понятливым. Сел обратно на землю, но восхищенного взгляда от мечей так и не оторвал. Сейчас он был похож на обыкновенного мальчишку своих лет, завороженного красивой игрушкой, а не на злобного звереныша, готового в любую секунду броситься на каждого, кто на него косо посмотрит.
Вытряхнув из штанов горячую снедь, рядом с ним осторожно присел второй кандидат в ниндзя.
«Братья, что ли? — подумал Виктор. — Уж больно похожи. Хотя для нашего брата все монголоиды одинаковые».
