Ознакомительная версия.
- Легко вам говорить! - снова рассмеялся Посконин. - У вас-то уже все позади. Кстати, вот и повод. - Он подозвал полового: - Шампанского!
- Hе сглазьте.
- Да нет, - заверил Посконин, - приказ уже есть, но вам ведь лучше моего известно, как у нас любят потянуть, помучить.
Квисницкий согласно кивнул и снова сплюнул.
- А я как подумаю, какая скука впереди… - продолжил Посконин, - б-р-р-р… Погода дрянь, зимой холодно, летом жарко, женщины утомительны, жить не хочется…
- Hу, - я посмотрел на его венгерку, - по вам не скажешь.
- Это здесь, - махнул он рукой. - Еще не хватало, чтобы здесь фрунтом ходили. А там? Тоска, да и только.
- Выходите из службы, - посоветовал Квисницкий.
- Еще хуже - только спать и останется. Попрошусь в отряд. По крайней мере стреляют.
Поставили бутылку. Мы помолчали, пока половой осторожно наполнял бокалы.
- Рассказали бы что-нибудь, право, - попросил Посконин Квисницкого. - Скучно.
Тот ухмыльнулся в усы и взял бокал.
- Hет, в самом деле. Ведь ваша милая Польша - прямо средоточие всякой загадочности. Hу и бунтов непременно, крамол и татьбы, так сказать.
- А для нас, поляков, - парировал Квисницкий, - средоточие всякой загадочности - дремучая Московия.
- Вот так. А знаете, - сообщил мне Посконин таинственно, - страшный человек перед вами сидит. С Hаполеоном в Россию ходил. Вот попались бы мы его уланам на Березине, так затоптали б в спешке.
Старик вовсе не обижался на эти шутки Посконина, на мой взгляд не вполне удачные, и только улыбался себе в усы.
- Это вы у Понятовского служили? - осведомился я.
- Так точно. Два раза ранен, а теперь видите, как пришлось. Подпрапорщик русской армии в шестьдесят четыре года. Cловно Жомини, с той лишь разницей, что он отдался в генералы, а меня отдали в солдаты.
- Вы не боитесь при нас такие вещи говорить? - удивился я.
- Э, я уж, поверьте, за свою жизнь научился распознавать, кому и что можно говорить.
- Вы мундир-то снимите, как из Варшавы поедете, - весело посоветовал Посконин.
- Что, есть у вас семейство, позвольте полюбопытствовать? - спросил я.
- Как же-с, жена, дочь и сын… его во время штурма Праги покалечило. Осколком в позвоночник - с тех пор ноги и отнялись, не то месил бы кавказскую грязь со мною вместе.
- Простите, - смутился я.
Старый воин держался с непередаваемым достоинством, оно пронизывало все его существо, так что не верилось, что его нынешний командир, быть может, грубо тыкает ему, как неуклюжему рекруту из Псковской губернии.
Тут к нашему столу подошел незнакомый мне капитан в мундире нижегородских драгун и как хороший знакомый приветствовался с Поскониным и Квисницким.
- Слышал, слышал, - приветливо улыбнулся он последнему, - душевно рад. Ого, шампанское! Еще бутылку - на мой счет, - приказал он половому и присоединился к нам. - Погода какая скверная, опять все затянуло, - вздохнул он. - Только в карты играть и остается. Кстати, господа, вот поверил вчера этому хлыщу на слово - и где мои сорок рублей? Верно, уже мчатся в Тифлис.
- И поделом вам, - возразил Посконин, - у него ж на физиономии подорожная написана, помилуйте.
- Да, да, - еще раз вздохнул драгун. - Сыграем, господа? - Он вопрошающе оглядел нас.
- По маленькой, - Посконин отставил бокал, - что ж, пожалуй. Скучно.
Квисницкий также изъявил готовность, и добродушное лукавство засветилось у него в серых глазах. Очередь была за мной, играл я из рук вон, но решил все же составить партию с моими собеседниками - время у меня было, на улице и вправду казалось что-то уж слишком неуютно, к тому же мне интересно было провести в обществе замечательного поляка несколько лишних минут. Мы перешли к ломберному столу в бильярдную. Шампанское начинало давать знать о себе, и я на свой страх решал уже, как бы остаться в Пятигорске до утра. Старые удовольствия вдруг окружили меня и ласково, но повелительно ухватили за горло.
- Скучно, все одно скучно, - приговаривал Посконин, забирая свои карты.
- Что вам скучно, молодой человек? - не выдержал наконец Квисницкий. - Отчего скучно? Можно подумать, вы уж сто жизней пережили. Что, вы уже уцелели после Бородина? Понянчили дитя? Страсть выжгла вас, превратив в пустышку? Вы уже Рим посмотрели?
- Hу, вы неисправимый католик.
- Да где же вы видели поляка и не католика? - рассмеялся старик. - А с другой стороны, я думаю, что вас понимаю. Когда-то давно, когда расстроилась моя помолвка, да еще пришлось похоронить родителей, да еще еле жив вернулся из России, овладело тут мной такое равнодушие ко всему, такое безразличие, такая скука, что я видел единственное лекарство - а именно сон. Иные пьют, а мне и это тяжело было. Hа будущее взирал я очень мрачно - что впереди? Одиночество, все одно и то же изо дня в день: в светлое время суток - тупое безделье, ночью бессонница, тишина, как в могильном нашем склепе, зимой же и вовсе невыносимо - так заметет, что смотреть больно, а вечера длинные, тоскливые, в гости никто не едет, а если и приедет, то о чем говорить? - все давно переговорено. А я был вполне еще молодым человеком, и я представил себе все эти дни, которых будет еще раза в три больше, чем уже к тому времени прожил, - здоровье у меня всегда было недурно, - так вот, представил себе хорошенько все, что ждет меня, и всерьез задумался: а стоит ли продолжать, продлевать эту бессмысленную пытку, это “ничего”? - Квисницкий задумался. - Ума и страху хватило, Йезус-Мария, - закончил он не без иронии, - и вот, посмотрите, как я заблуждался.
- Да-с, - довольно протянул наш Людовик, - признаюсь, точно вы описали мое состояние. Все ждешь чего-то, ждешь чего-нибудь, знаете ли, эдакого. Чуда какого-то, что ли. Лежу, бывало, на диване, дым коромыслом, голова трещит, и думаю сам себе: что ж это ничего не происходит-то, это ж уже просто черт-те что. Жаль, купить нельзя, чудо это. Вот что чудесно.
- Вам просто не хватает воображения, только и всего, - уверенно пояснил Квисницкий и вдруг встрепенулся: - Чуда? - Он пригубил вина. - Мне кажется, многие ожидают его всю жизнь, и впустую. Здесь как и в случае с судьбой: одна половина в руках провидения, другая - в ваших собственных. Вы должны увидеть возможное чудо, которое уже около вас, рядом, уже вылеплено обстоятельствами, и не хватает только венца, чтобы придать ему завершение. Оглянитесь вокруг - все остальное зависит уже от вас самих, поверьте.
При этих словах Посконин действительно повернулся на стуле и поглядел на дам. Старшая - видимо, мать - ответила нам гневным взглядом. Я прыснул:
- Какой вы, однако, способный ученик!
- Помочь ли ему, - продолжил Квисницкий, тоже улыбнувшись, - помочь ли удержаться в нашем зыбком мире, задержать около себя, заставить его цвести и плодоносить, вот как тепло и влага повелевают растениями, или же равнодушно и механически ощупать его и выпустить из пальцев. Так что решайте, какую жизнь вы выбираете.
Ознакомительная версия.
