Ознакомительная версия.
— Она его обжигала. Теперь у Дангельтов золотой венец с зубцами в виде трилистников, а старая корона хранится в сокровищнице. Ее никто не видит, дед говорил, она походила на венок…
— Да, — Дева все еще смотрела в небо, — на серебряный венок, сделанный так искусно, что цветы кажутся живыми. Считалось, что эльфы при помощи волшебства превратили настоящие цветы в серебро, потому что ни один ювелир не мог повторить подобное. И еще говорили, что корона Доаделлинов нечто большее, чем вещь… Она неугодна злу.
— Значит, говорили правду.
Правду, потому что Дангельты те же карлики. Завистливые, злобные карлики, которые хотят всего и боятся, что придут такие же, как они, и отберут добычу. Дункан корчит из себя короля, но разве король будет сидеть в Лоумпиане, когда его держава горит с трех сторон? Разве король будет сводить счеты и ревновать, когда гибнут люди?
Джеральд потряс головой, отгоняя навязчивое видение. Дункан Дангельт, огромный, краснорожий, стоит у камина, уперев руки в необъятные бока, а у его ног сидит шут — кривоногий карлик с широченными плечами и носом картошкой, не спускающий сальных глазок с придворных дам. Отпусти уродец бороду и напяль доспехи, получится отменный гном, но надень на него корону и горностаевую мантию, чем он будет отличаться от короля? Разве что скверной рожей и еще более подлым нравом. Бедная Олбария… Бедная Олбария и бедный Эдмунд, побеждавший драконов и проигравший змее.
— Бедный Эдмунд. — Почему он все время думает об убитом короле? Уж не потому ли, что без Доаделлинов Олбария задыхается, или все дело в Айнсвике, к которому они снова вернулись?
— Эдмунд Доаделлин умер так, как жил, — рука Джейн легла на его плечо, — он не мог иначе, но ты не должен попасть в тот же капкан.
— Моя леди знает много о Доаделлинах, может быть… Я хотел бы увидеть могилу Эдмунда, если она есть.
— Есть… В Грэмтирском лесу. Если идти от Сент-Кэтрин-Мид вверх по ручью до поваленного дуба, будет поляна. Там тоже растет боярышник…
— Моя леди там бывала?
Дженни вздрогнула, длинные ресницы медленно поднялись.
— Я была на могиле короля, — ее голубые глаза смотрели испуганно и печально, — в ночь, когда сожгли Сент-Кэтрин… Я бежала, за мной гнались… До самой поляны… Сначала много, потом трое…
Трое дурно пахнущих ублюдков, с хохотом загоняющих Дженни… Проклятье, ну почему его не случилось рядом, почему нас нет рядом именно тогда, когда мы нужнее всего?!
— Они… Они утонули, — докончила Дженни, — а я пришла к вам.
Пришла и сказала, что нужно делать. Дева Джейн, слышащая голоса, Дева Джейн, посылающая в бой, — и Дженни, дрожавшая от ужаса в ночном лесу… Что она там видела или… кого? Дьявол и Преисподняя, не все ли равно! Он любит ее, и хватит врать всем и себе! Любит, кем бы она ни была. Он готов делить Деву и с Олбарией, и с небом, но Дженни не отдаст никому!
— Моя леди, я прошу у вас одного. Правды.
— Правды? — переспросила Дженни. — Но я не лгу… Я не могу солгать милорду.
А он не хочет быть милордом, не желает, и все, у него есть имя. Да, он воин, полководец, герцог, лорд Элгелла, но это в другой жизни, а для нее он — Джеральд!
— У меня есть имя, я хочу, чтобы ты звала меня по имени!..
Не надо орать, она же может испугаться. Дурак, он опять все испортил…
Джеральд резко разжал пальцы, и Дженни со стоном отскочила к усыпанному ягодами кусту, который словно бы обнял ее.
— Мой лорд… Я не могу… Вы же ничего не знаете…
Не знает и не хочет знать. Ему не нужны ее тайны, ему не нужна ни владычица, ни пророчица. Господи, я никогда ничего у тебя не просил, но отдай мне эту девочку, клянусь, я смогу ее защитить.
— Моя леди… Дженни… Я люблю тебя, и пропади все пропадом!
Он любит ее? Золотой Герцог любит ее?! К горлу Дженни подступил комок, она вцепилась в кисти пояса, не зная, что делать. Бежать? Но он догонит. Отказать? Но она… она не сможет отказать ЕМУ! Сказать «да»? Это подло. Он любит не ее, а то, что с ней происходит, когда она не понимает, что говорят ее губы. Джеральд — эльфийский рыцарь из сказки, но Эдельфлед полюбил дочь тана, а она — не принцесса, а судомойка, маленькая судомойка из сожженной деревни. Дженни закусила губу, чтоб не заплакать: когда на нее орала миссис Пулмсток, это помогало. Не всегда, но помогало. Девушка судорожно вздохнула и замотала головой:
— Мой лорд… я… я не могу!.. Нет…
Джеральд какое-то время молчал, потом подошел ближе. Его лицо снова было спокойным, с такой улыбкой он уходил в бой. Если б он не вернулся, она бы умерла.
— Моя леди, простите, если я причиняю вам боль, но я не отступлюсь. Прошу, скажите четыре слова: «я вас не люблю», и я уйду. Нет, не уйду, а помогу вам сесть на лошадь и провожу в лагерь. Клянусь никогда не возвращаться к этому разговору, но я должен знать. Не догадываться, а знать.
Правду?! Господи, как же ему рассказать? Он не поверит, никто не поверит, она сама не верит, пока на нее не находит…
— Мой лорд… Вы ошибаетесь… Вы меня не любите, не можете любить… Я… Вы… Вы — герцог…
Да, он — герцог, владыка Элгелла, любимец армии. Он думает, что она избрана небом, что она выиграла войну, но ее выиграл убитый король, а она — никто. Дурочка, искавшая спасения в лесу.
— Вы — герцог, — повторила Дженни, — и лорд Элгелла…
— Значит, герцог недостаточно знатен для избранницы ангелов? — Он улыбнулся, но как-то грустно. — Ты права. Ты достойна короля, настоящего короля, а не бросившего нас кабана в расшитом кафтане.
— Мой лорд…
Если бы она могла назвать его по имени, как он просил! У него такое красивое имя и так ему подходит. Джеральд де Райнор, Золотой Герцог, лорд Элгелл…
— Ответь, — он подошел совсем близко, — я прошу тебя… Только правду, я приму любую.
— Вы не поверите…
— Поверю, даже если ты скажешь, что сейчас зима.
Зима? И вправду зима, вечная зима, потому что сейчас он уйдет и она замерзнет.
Изумрудные глаза были совсем рядом, ее лорд ждал ответа, и что могла она сказать? Только «да», и будь что будет! Потом он поймет, что ошибался, и уйдет, а у нее останется память о счастье, пусть краденом, пусть коротком, но счастье…
— Сядьте, милорд. Отойдите и сядьте. Вот и все… Она не скажет «да», она не Дженни из Сент-Кэтрин-Мид, а только голос, чужой голос и чужая воля.
— Я слушаю, моя леди. — Джеральд покорно опустился на траву. Как же ему больно…
— Дженни любит тебя. С первого мгновенья. Ее сердце, ее душа, ее мысли принадлежат тебе, но ты себе не принадлежишь. И я себе не принадлежал…
— Моя леди!..
— Нет, Джеральд де Райнор, не леди. С тобой говорит Эдмунд Доаделлин, король Олбарийский. Мы клялись защищать Олбарию, пришла беда, и я вернулся. Но я лишь тень, прикованная к своей могиле. Дженни стала моими губами, моими глазами, моей волей. Ей очень тяжело, но у нас не было другого выхода.
Ознакомительная версия.
