— Двадцать два всадника, — произнес чей-то голос. Говоривший аккуратно лег на землю по другую сторону от Баэрда. — Тот, что едет в середине, прячется под капюшоном.
Дэвин оглянулся. И в смешанном свете двух лун увидел Катриану д'Астибар.
— Под капюшоном? — повторил Алессан, резко втянув воздух. — Ты уверена?
— Конечно, — ответила Катриана. — А что? Что это значит?
— Эанна, смилуйся над всеми нами, — прошептал Алессан, не отвечая.
— Я бы на это сейчас не рассчитывал, — мрачно произнес человек по имени Баэрд. — По-моему, надо уходить отсюда. Они будут искать.
На секунду показалось, что Алессан собирается возразить, но как раз в этот момент они услышали позвякивание сбруи множества всадников на тропе по другую сторону от домика.
Не говоря ни слова, все четверо поднялись и бесшумно скрылись в лесу.
— Вечер с каждой минутой становится все более интересным, — пробормотал Скалвайя.
Томассо был благодарен элегантному вельможе за его хладнокровие. Это помогало ему самому успокоить нервы. Он оглянулся на брата: кажется, Таэри был в порядке. А вот Херадо сильно побледнел. Томассо подмигнул юноше.
— Выпей еще, племянник. Ты выглядишь несравненно красивее с румянцем на щеках. Бояться нечего. Мы делаем здесь именно то, что нам позволено.
Они услышали топот коней. Херадо подошел к буфету, налил бокал вина и опустошил его залпом. Как раз в тот момент, когда он ставил его на стол, дверь с треском распахнулась, стукнувшись о стену, и ввалились четверо огромных барбадиорских солдат в полном вооружении, отчего в домике сразу же стало тесно.
— Господа! — высоким голосом простонал Томассо, ломая руки. — Что это? Что привело вас сюда и заставило прервать наше бдение у гроба? — Он старался, чтобы его голос звучал капризно, а не сердито.
Наемники даже не соблаговолили взглянуть на него, не то что ответить. Двое быстро пошли проверить спальни, а третий схватил лестницу и взбежал наверх — осмотреть чердак, где недавно прятался молодой певец. Другие солдаты, с тревогой заметил Томассо, заняли позиции снаружи у каждого окна. Оттуда доносился громкий топот коней и мелькали факелы.
Томассо внезапно в гневе топнул ногой.
— Что все это значит? — пронзительно крикнул он, так как солдаты продолжали его игнорировать. — Скажите мне! Я подам протест прямо вашему господину. Мы получили ясно выраженное разрешение Альберико организовать ночное бдение у гроба, а завтра — похороны. У меня имеется бумага с его печатью! — Он обращался к командиру барбадиоров, стоящему у двери.
И снова солдаты не отреагировали, будто он и не говорил ничего. Вошли еще четверо и встали по углам комнаты, на их лицах застыла угроза.
— Это невыносимо! — взвыл Томассо, не выходя из роли и ломая руки. — Я немедленно еду к Альберико! Я потребую, чтобы вас всех отправили прямо в ваши лачуги в Барбадиоре!
— В этом нет необходимости, — произнес человек в капюшоне, стоящий в дверях.
Он шагнул вперед и откинул капюшон.
— Можете предъявить мне ваше ребяческое требование прямо здесь, — произнес Альберико Барбадиорский, тиран Астибара, Тригии, Феррата и Чертандо.
Руки Томассо взлетели к горлу, он рухнул на колени. Остальные также немедленно опустились на колени, даже Скалвайя с больной ногой. Черный плащ одуряющего ужаса накрыл Томассо, угрожая лишить его способности говорить и думать.
— Милорд, — заикаясь, проговорил он, — я не… я не мог… мы не могли знать!
Альберико молчал, без всякого выражения глядя на него сверху вниз. Томассо пытался подавить в себе ужас и недоумение.
— Мы очень рады видеть вас здесь, — проблеял он, осторожно поднимаясь.
— Очень рады, это для нас большая честь. Вы оказали нам большую честь присутствием на похоронах моего отца.
— Да, — резко ответил Альберико. Тяжелый, пристальный взгляд маленьких, близко посаженных, немигающих, спрятанных в глубоких складках крупного лица чародея глаз буквально придавил Томассо. Голый череп Альберико блестел при свете горящих дров. Он вынул руки из карманов своего одеяния.
— Я выпью вина, — требовательно сказал он, махнув мясистой ладонью в сторону буфета.
— Ну, конечно, конечно.
Томассо поспешно повиновался, как всегда, напуганный самой массивной внешностью Альберико и барбадиоров. Он знал, что они его ненавидят, его и всех ему подобных. Эта ненависть была сильнее любых других чувств, испытываемых ими к народу Восточной Ладони, которым они теперь правили. Каждый раз, когда Томассо сталкивался с Альберико, он остро ощущал, что тиран может переломать ему кости голыми руками и сделает это, не задумываясь.
Эта мысль не принесла успокоения. Только благодаря тому, что он восемнадцать лет учил свое тело не выдавать его мысли, ему удалось заставить руки не дрожать, когда они церемонно подносили полный бокал Альберико. Солдаты наблюдали за каждым его движением. Ньеволе находился сзади, у большего камина, Таэри и Херадо вместе стояли у меньшего. Скалвайя стоял, опираясь на трость, рядом с креслом, в котором перед этим сидел.
Пора, решил Томассо, заговорить более уверенно, менее виновато:
— Простите меня, милорд, за опрометчивые слова в адрес ваших солдат. Я не знал, что вы здесь, и мог лишь предположить, что они действуют, не ведая ваших желаний.
— Мои желания меняются, — ответил Альберико, роняя слова, как тяжелые камни. — Стоит ли удивляться, что они узнают о таких переменах раньше вас, бар Сандре.
— Разумеется, милорд. Конечно. Они…
— Я хотел, — сказал Альберико Барбадиорский, — взглянуть на гроб вашего отца. Взглянуть и посмеяться. — На его лице не было и намека на веселье.
Кровь внезапно застыла в жилах Томассо.
Альберико прошел мимо него и навис всем мощным телом над останками герцога.
— Здесь лежит тело, — ровным голосом продолжал он, — тщеславного, жалкого, бесполезного старика, который без всякого смысла определил час собственной смерти. Совершенно без всякого смысла. Разве это не смешно?
Тут он все-таки рассмеялся, издал три коротких, хриплых, лающих звука, более страшных, чем все, что слышал Томассо за свою жизнь.
— Вы не посмеетесь вместе со мной? Вы, трое потомков Сандре? Ньеволе? Мой бедный, искалеченный, немощный Скалвайя? Разве не забавно, что всех вас привела сюда и обрекла на смерть старческая глупость? Старик, который слишком долго жил и потерял способность понимать, что хитрые ходы лабиринта его времени сегодня так легко разрушить ударом кулака.
Его кулак тяжело обрушился на деревянную крышку гроба, разбив в щепки резной герб семьи Сандрени. Скалвайя издал слабый стон и снова рухнул в кресло.
