— Мы справимся, — улыбнулась она, но в глазах ее в те дни застыла печаль. — Ты должна жить своей жизнью, дочка. Мы вполне обойдемся без тебя некоторое время.
Я хотела спросить ее, что все это значит. Зачем существо из Иного мира привело меня к раскрытию тайны сестры, и таким образом поставило ее на тропу ведущую прочь от Семиводья и прочь от леса. Я не сомневалась, что Дивный Народ приложил к этому руку, но не могла угадать их мотивов. А мама могла знать, она ведь не раз встречалась с этими могущественными созданиями лицом к лицу и руководствовалась их желаниями. Но я ни о чем не спросила. Маме и так было тяжело. Да и, кроме того, слишком поздно. Слишком поздно для Ниав, слишком поздно для Киарана, уехавшего в неизвестном направлении.
Отец не был готов отпустить меня, но он признал, что это необходимо Ниав, и неохотно согласился.
— Возвращайся поскорее, солнышко, — сказал он. — Пять-шесть ночей, не больше. И никуда не ходи без охраны. Лайам предоставит тебе вооруженное сопровождение, чтобы ты путешествовала в безопасности.
***
Еще до свадьбы, я сплела для Ниав тонкий крепкий шнурок. Во время работы, я рассказывала самой себе сказание о Энгусе Оге и прекрасной Каэр Ибормейт, и чувствовала, как слезы подступают к глазам. Я вплела в этот шнурок золотую нить из балахона дяди Конора. Там нашлось место для волокон вереска и лаванды, чистотела и можжевельника. Я хотела, как могла, защитить ее. На него пошли простые льняные нити моего собственного рабочего балахона и несколько синих — из маминого самого старого и самого любимого платья. Из куртки Шона я выдернула черную шерстяную нить, а кожаные кончики шнурка вырезала из старой пары рабочих ботинок Ибудана, грязных фермерских ботинок. Все это вместе я сплела в шнурок тонкий, мягкий и такой прочный, что человеку не под силу было его разорвать. Я ничего не сказала, когда вложила его в руку Ниав, и она тоже не произнесла ни слова. Но она знала, для чего этот шнурок. Она вынула из кармана маленький белый голыш, продела шнурок сквозь дырочку и приложила к шее. А я подняла ее тяжелые, прекрасные рыжие волосы и туго связала кожаные хвостики. Потом она опустила камешек под платье, и он стал совершенно незаметен.
С той самой ночи, когда мы поняли, что в этом мире решения принимают мужчины, а женщинам приходится им подчиняться, моя сестра ни словом не обмолвилась о Киаране. По правде говоря, она вообще почти не говорила. В ту ночь она плакала в последний раз, в последний раз показала свою слабость. Я видела в ее глазах глубокую обиду, когда она сообщала Лайаму, что выйдет замуж за Фионна, как ему того хочется. Я видела в ее лице боль, когда она паковала свои платья, туфли и накидки, или смотрела, как женщины шьют ей свадебное платье, или неподвижным взглядом глядела на летнюю пену лесов вокруг Семиводья. Она почти не разговаривала, даже с мамой. Отец пытался побеседовать с ней, но она сжимала губы и не слушала его тихих слов о том, что так действительно будет лучше для нее, что со временем она поймет, что это был правильный выбор. В конце концов, отец начал дотемна задерживаться в полях, чтобы не говорить ни с кем из домашних. Шон занимал себя, тренируясь во дворе с воинами, и избегал обеих сестер.
Что до меня, я любила Ниав и хотела помочь ей. Но она не подпускала меня к себе. Лишь однажды, в ночь перед ее свадьбой, когда мы с ней лежали без сна, в последний раз деля одну комнату, она очень тихо позвала:
— Лиадан?
— Что, Ниав?
— Он говорил, что любит меня, а сам уехал. Он врал мне, Лиадан. Если бы он действительно любил меня, он бы никогда меня не оставил, он не отказался бы от меня так легко!
— Не думаю, что это было легко, — ответила я, вспомнив взгляд друида тогда, на лестнице, и острую боль в его голосе.
— Он обещал, что всегда будет любить меня, — голос сестры звучал холодно и натянуто. — Все мужчины лжецы. Я обещала, что буду принадлежать ему одному. Он не стоил такого обещания. Надеюсь, он будет очень страдать, когда узнает, что я вышла замуж за другого и уехала из леса. Возможно, тогда он поймет, как это, когда тебя предают.
— Ох, Ниав, — ответила я, — он любит тебя, я уверена. Нет никаких сомнений, у него была очень важная причина для отъезда. Мы многого не знаем, нам не открыли секрета. Не стоит ненавидеть Киарана за то, что он сделал.
Но она отвернулась лицом к стене и я не знала, слышит она меня или нет.
Фионн оказался человеком средних лет, как и говорил мой дядя. Воспитанный, решительный и сопровождаемый соответствующей его положению свитой. Он следил за моей сестрой взглядом, даже не пытаясь скрыть желания. Но губы его не улыбались. Мне он не понравился. А что думали остальные члены семьи, можно было только догадываться, поскольку мы все правдоподобно изображали радостное празднование, и в день свадьбы не было недостатка ни в музыке, ни в цветах, ни в танцах. Уи-Нейллы были христианами, поэтому клятвы молодых принимал христианский священник. Приехала Эйслинг, а вместе с ней Эамон. К счастью, у меня не было возможности остаться с ним наедине. Он бы прочел в моих глазах тоску и потребовал объяснений. Конор на свадьбе не появился, не пришел ни один из его собратьев. Происходящее было глубоко неправильным, показная радость не скрывала этого, и я совершенно ничего не могла с этим поделать. А потом мы отправились на северо-запад. Ниав, ее муж, люди Тирконелла и шестеро вооруженных воинов из Семиводья, окружавших меня плотным кольцом. Я чувствовала себя немного нелепо.
Деревенька Низинка притулилась между двух склонов, посреди лесистых холмов. На восток отсюда располагаются земли Эамона, а на северо-восток — владения Шеймуса Рыжебородого. Дорога, наконец, привела нас в это далекое, хоть и дружественное и даже знакомое место. Настала пора прощаться с сестрой и возвращаться домой. Шел уже третий день пути. По дороге мы становились лагерем, все было бесподобно организовано. Мы с Ниав и ее новая служанка делили один шатер, мужчины ночевали под открытым небом. Я так поняла, что Фионн отложил первую брачную ночь до прибытия в Тирконелл. Ради сестры я надеялась, что так и есть.
Мы попрощались. Нам не дали ни времени, ни уединения. Фионну не терпелось отправиться в путь. Я обняла Ниав и поглядела ей в глаза. Они были абсолютно пустыми, как глаза красивой картинки на белом камне.
— Я приеду к тебе в гости, — прошептала я. — Как только смогу. Держись, Ниав. Я люблю тебя.
— До свидания, Лиадан, — тихо произнесла она и повернулась, чтобы Фионн помог ей сесть в седло.
