— Пойдем прочь, Горделерон, — настойчивым, граничащим с приказным, тоном позвал он, проходя мимо. — В ближайшее время здесь вряд ли будет хоть что‑то интересное.
В этом утверждении охотница была вполне согласна с предводителем Стражей Аннуминаса, и все же она задержалась в камере еще на несколько мгновений, глядя на неподвижного, слепо смотрящего в пустоту нуменорца и ощущая что‑то, отдаленно похожее на слабый проблеск жалости. На лице Мордрамбора было написано полнейшее безразличие ко всему происходящему вокруг, но с этой отстраненностью слишком уж остро контрастировали кулаки, сжатые столь крепко, что натянувшаяся на костяшках пальцев кожа полностью побелела. Возможно, вдруг решила таварвайт, лучше было бы, не прислушайся Каранир к оклику Тадана или не успей он остановить удар, поскольку то, что свершалось сейчас в цитадели, едва ли было тем самым милосердием, на которое рассчитывал нуменорец, прося пощады в лесу близ Хауд Элендил.
Колхамнир неспешно занес руку, примеряясь для удара. Нейенналь отвернулась и перешагнула через порог. Кто‑то из остававшихся в камере следопытов затворил за ней двери, однако острый слух сыграл с эльфийкой дурную шутку — даже сквозь трехдюймовую толщу досок, торопливо идя по пустынным коридорам, охотница все еще продолжала слышать звуки, которые трудно было с чем‑либо спутать: мерные, хлесткие удары кнута по обнаженной коже, а затем и по обнажившемуся мясу. Одни лишь удары кнута, и ничего кроме них.
Тиннудир Нейенналь все же покинула сразу по выходу из цитадели, однако с охотой так ничего и не вышло. Вместо этого таварвайт весь день просидела на крутом, надежно укрытом хвойным лесом скальном выступе над берегом Ненуиала, бездумно глядя на пустынную водную гладь. Здесь же, уже ближе к середине ночи, ее и отыскал Тадан. О приближении следопыта эльфийка узнала заранее и даже сумела опознать его по шагам. Будь это кто‑то другой, она, пожалуй, просто не позволила бы себя найти.
— Далеко же ты забралась, Горделерон, — сказал дунадан, остановившись в трех шагах от охотницы, продолжавшей упорно смотреть на темную, едва освещенную полной луной, гладь озера.
— Далеко, — согласилась Нейенналь. — Но спрятаться от посторонних глаз, похоже, так и не смогла.
— Отчего же? От посторонних глаз ты как раз таки укрылась весьма хорошо, но на то они и посторонние. Следопытам же ведомо все, что происходит в окрестных холмах и долинах.
— Благодарю за предупреждение. Значит, в следующий раз мне придется уйти еще дальше.
Над скальным выступом повисло тягостное молчание.
— Мне сказали, что ты присутствовала при начале допроса нуменорца, — наконец, снова заговорил следопыт. — Вряд ли это было хорошим решением.
— Плохим решением было само мое согласие на участие в охоте, — ответила таварвайт. — Если бы я тогда знала, как именно намерен поступить с пленником Каленглад, я бы отказалась.
— Вот о том и речь, — вздохнул Тадан. — Ты уже начинаешь жалеть врага, и совершенно зря. Поверь, Колхамнир многое мог бы рассказать о гостеприимстве самих ангмарцев, найдись у него силы вспоминать, а у тебя слушать.
— Молодые варги часто играют с добычей, прежде чем ее растерзать, — возразила охотница. — Однако если кто‑то сажает варга на цепь и начинает травить собаками забавы ради вместо того, чтобы просто убить, это вызывает одно только отвращение.
Тадан удивленно посмотрел на собеседницу.
— Ты всерьез полагаешь, что Каленглад затеял допрос лишь для забавы?
— Нет. И все‑таки жалею о том, что на мосту, ведущем к Хауд Элендил, не послала вторую стрелу тремя ладонями левее. Это было бы милосерднее.
— Возможно. Но тогда мы бы точно ничего не узнали о вражьих планах.
— Вы ведь и так ничего о них пока что не узнали.
— Ошибаешься. Мордрамбор заговорил.
— Заговорил? — Нейенналь обернулась к следопыту и тут же вновь опустила взгляд, опасаясь прочесть в глазах Тадана подробности о том, до чего способно дойти человеческое воображение, раз уж услышанное ею перед выходом из цитадели было названо всего лишь азами. — Впрочем, чему я удивляюсь? Колхамнир, вероятно, очень старался оказаться достойным своих палачей.
— Колхамнир? — как‑то устало переспросил следопыт. — Да, он, несомненно, приложил великие усилия, только вот проку от них было, как от козла молока. Нуменорец за весь день не произнес ни слова. Я видел, как его снимали с дыбы, уже после заката. Думал, либо трупом, либо в беспамятстве, поскольку в том состоянии, в каком он был, ни один человек молчать бы не смог. Только какое там беспамятство — он еще и на ноги подняться сумел. Одно слово черное чародейство. Видимо, верно говорят, что есть у них какое‑то дурманящее заклятье, от которого боли вообще не чувствуешь.
— Сомневаюсь, — тихо сказала эльфийка. — И не могу взять в толк, для чего ты мне все это рассказываешь.
— Каленглад счел, что ты должна узнать слова нуменорца.
— Я бы не хотела сегодня возвращаться в цитадель, сколь бы важны ни были его слова.
— И не потребуется, — Тадан невесело усмехнулся. — Мордрамбор даже Каленгладу отказался повторять сказанного, заявив, что уж с этим‑то я и сам смогу справиться.
— Ты?
— Да. Мне выпало сторожить его нынешней ночью, и, как вскоре выяснилось, к дежурству прилагалась так же великая честь хоть что‑либо услышать от нашего пленника. После того, как Колхамнир ушел, пообещав назавтра продолжить беседу, он часа полтора простоял по большей части с закрытыми глазами, а потом вдруг ни с того, ни с сего начал говорить. Когда ненадолго замолчал, я поторопился позвать Каленглада, но куда там — своенравный ветер уже сменился. Все, что досталось предводителю, это сказанное с издевкой, что нуменорец, мол, дважды не повторяет, и если Каленгладу так надобно что‑то узнать, пускай переспросит у слуги. Слуги! — следопыт фыркнул. — Меня, конечно, по–всякому называли, но чтобы так…
— И что же он сказал?
— Что на страницах бумаг, показанных ему накануне, Амартиэль приказывает своим верным слугам ждать возвращения ее посланников, которые отправились в путь в поисках новых воинов. Дорога посланников пролегла по водам озера, и у них с собой достаточно красного золота, чтобы купить верность жестоких людей с острова, что лежит далеко на северо–востоке, кровожадных и свирепых гаураданов с северо–западных холмов и тех жутких тварей, что блуждают среди упокоищ древних королей. Полагаю, что нуменорец имел в виду кергримов. И, мол, когда эти посланники вернутся из своего путешествия, за ними последует такое количество войск, присягнувших на верность Железной Короне, что враги госпожи Амартиэль уже не смогут выстоять. В этом утверждении он, конечно, преувеличил, но ненамного. Бессмысленно отрицать истину — от военного союза ангмарцев с дикарями и разбойниками, если он состоится, ничего хорошего ждать не стоит.
