— Мм… да. Толком своих слов я не припомню, однако не думаю, что блеснул оригинальностью. Я говорил то, что говорят все в таких случаях.
Я живо представил эту картину и отвернулся к иллюминатору, чтобы мой взгляд не выдал меня. Ах, как бы я хотел оказаться на месте Брендона! При мысли о том, что он обнимал ее, целовал, ласкал, говорил ей слова любви, я испытал болезненный приступ ревности и лишь неимоверным усилием воли подавил поднявшееся во мне раздражение. Потом я вспомнил про Дейрдру и чуть не расплакался от отчаяния. Что мне еще не хватает, почему я рыщу по сторонам? Зачем мне другие женщины, если у меня есть Дейрдра и я счастлив с ней… А счастлив ли?..
— Артур, — отозвался Брендон. — Ты все-таки имеешь виды на Дану. Ты влюблен в нее.
Это был не вопрос, а констатация факта, отрицать который было бессмысленно. Пришла пора посмотреть правде в глаза, посмотреть прямо, не лукавя, и узреть страшную истину — я действительно люблю Дану. Люблю по-настоящему, как и Дейрдру. Может быть, немного иначе люблю, более нежно и менее страстно; может быть, не так сильно люблю… а может, и сильнее, чем Дейрдру. Это было не то наваждение, что влекло меня к Бранвене. Камни, похоже, здесь ни при чем, вернее, они сделали свое дело, послужили катализатором, а дальше процесс пошел естественным путем: от симпатии — к нежности, от нежности — к влюбленности, от влюбленности — к желанию и, наконец, от желания — к любви.
И, собственно, почему я решил, что мне нужна именно Дейрдра? На чем основано мое убеждение, что она должна быть главной женщиной в моей жизни? Я встретил ее, влюбился в нее и переспал с ней еще до того, как впервые увидел Дану. А что, если бы королю Хендрику Готийскому понадобилась не девица-но-никак-не-девственница королевской крови Лейнстеров, а просто девица-и-девственница? Тогда, возможно, я повстречал бы на лужайке у озера вовсе не Дейрдру, а Дану… Впрочем, Дана не разгуливала бы голышом, собирая цветы и распевая не очень приличные песни, да и вообще ей бы в голову не пришло соблазнять похитителя, она пустила бы в ход другие чары свою колдовскую силу, но в принципе…
К черту все принципы, домыслы, предположения! Диана, милая, родная, моя маленькая тетушка, моя тайная жена — зачем ты ушла вслед за мной, почему ты не дождалась меня? Будь ты жива, я знал бы, кому отдать предпочтение. Я бы вырвал из своего сердца двух рыжеволосых красавиц с изумрудными глазами и любил бы только тебя — мою голубоглазую шатенку, мать моей единственной дочери…
С тяжелым вздохом я отошел от иллюминатора и присел на койку Пенелопы.
— Ты прав, брат, — тоскливо сообщил я Брендону. — Я люблю Дану.
— И что ты намерен делать?
— Ничего… То есть, я женюсь на Дейрдре.
— А любить будешь Дану?
— Я их обеих люблю. Глупо. Смешно. Горько. Но такова жизнь… увы! Я выбираю Дейрдру, а ты добивайся любви Даны. Надеюсь, ты будешь счастлив с ней.
Брендон медленно покачал головой.
— Ты совсем запутался, братец.
— Это уж точно, — согласился я. — Но могу поклясться, что…
Брат предостерегающе поднял руку и строго произнес:
— Не надо, Артур. Никаких клятв. Если ты соблазнишь Дану, мне будет больно. Но если при этом ты еще и нарушишь свою клятву, мне будет больно вдвойне.
От продолжения этого щекотливого разговора нас спасла Пенелопа. Она вихрем ворвалась в каюту, раскрасневшаяся то ли от холода снаружи, то ли от жары в камбузе, и, весело поприветствовав нас, принялась рыться в вещах.
— Обед готов? — поинтересовался я.
— Да ведь рано еще! Часа через два будет вам пир горой. Я втолковала коку и его помощнику, что и как нужно делать, теперь они сами справятся. Они, оказывается, вовсе не кретины, а просто неучи.
— Ты куда-то спешишь? — спросил Брендон.
— Ага, — коротко ответила моя дочь, забивая до отказа большущий чемодан платьями, юбками, брюками, блузками, шортами, халатами и прочими нарядами из богатой коллекции Бренды, включая даже ночные рубашки и нижнее белье.
— Судя по всему, — заметил я, — ты собираешься в длительное путешествие.
— Ах! — спохватилась Пенелопа и рывком захлопнула крышку чемодана. Простите… — Она растерянно моргнула. — Бренда попросила меня всего-навсего не слишком задерживаться, а я спешу, как на пожар.
Я ласково улыбнулся ей. Вообще-то суетливость трудно отнести к положительным качествам человека, но суетливость Пенелопы мне нравилась. Впрочем, не буду хитрить — мне нравилось в ней решительно все, даже ее чрезмерная мнительность, даже ее частые приступы меланхолии, чередующиеся с бурными всплесками активности.
— Ты уже разговаривала с Брендой?
— Только что. Она хочет познакомить меня со своими новыми подругами, Даной и Дейрдрой, — тут Пенелопа метнула на меня ревнивый взгляд. — А заодно решила устроить небольшую демонстрацию мод в узком кругу.
— Это в стиле Бренды, — усмехнулся брат. — Чуяло мое сердце уже тогда, когда она вертелась перед ними в своей пижаме…
Вдруг Пенелопа всплеснула руками и звонко рассмеялась, глядя на закутанного в одеяло Брендона.
— Ты и об этом знаешь? — спросил я, догадавшись о причине ее смеха.
— Да, знаю, — ответила она, всхлипывая; от избытка веселья у нее на глазах выступили слезы. — Бренда говорила, что, по словам Даны, Брендон выскочил из зеркальца, как чертик из табакерки, второпях позабыв прихватить с собой одежду.
— Неправда, — ворчливо возразил Брендон. — Берет-то я прихватил.
За этой репликой последовал новый взрыв смеха Пенелопы. Она была подозрительно беззаботна и жизнерадостна даже для своего активно-суетливого состояния. Это неспроста, подумал я и решил прозондировать почву.
— Бренда рассказывала тебе об Источнике?
— Да, вкратце.
— И что же ты думаешь?
У меня создалось такое впечатление, что Пенелопа вот-вот пустится в пляс, но затем она состроила серьезную мину и постаралась изобразить огорчение.
— Мне очень жаль, отец, правда. Я бы хотела стать твоей помощницей, но, боюсь, придется отложить это до лучших времен. К счастью, у тебя есть Брендон и Бренда, а я… Я, пожалуй, подожду.
— Ты боишься?
— Боюсь, но не Источника. — Она опустила глаза и принялась расстегивать и застегивать пуговицы своей блузки. — Пойми, Артур, я еще молода и не готова… к тому, что за этим последует.
Я кивнул.
— Да, Пенни, я понимаю тебя. Ты еще не встретила своего Одиссея.
— А я ничего не понимаю, — подал голос Брендон. — Может, кто-то из вас соизволит объяснить мне, о чем идет речь?
— Пусть это сделает Артур, — сказала Пенелопа. — Я знаю об этом лишь в общих чертах, из слов Бренды. Тем более, мне пора уходить.
