Я молча жду продолжения, пытаясь не раздавить телефон.
— Но ведь ты убил Вову, и придется сдержать слово. Хотя, твою сестренку все равно взорвали на кучу маленьких кусочков, какая жалость, хи-хи!
— Ага, ты сильно пожалеешь об этом, — подыгрываю его самообману. Хотя ни черта не понял насчет «ты убил Вову». Может быть, Владимир устроил имитацию своей смерти? Это был бы самый разумный ход. — Почему убили Лену, ведь я выполнил твой ультиматум?
— Разве не очевидно? Я ревновал, хи-хи. Зато теперь у меня нет брата, у тебя сестры. И мы можем продолжать игру, как настоящие братья.
— Так мы увидимся?
— Обязательно, сегодня в полночь, хи-хи. Жди в одиннадцать сообщение с адресом, братец Перун. Это будет грандиозная игра, хи-хи. К сожалению, для кого-то из нас, может, даже последняя.
* * *
Рубрика «Легендариум демоника Перуна». Хохмы читателей.
Демоник Перун настолько крут, что стоит сидя на ходу лежа (Автор Чертик из рая)
Глава 13. В гости к родителям
— … Встретимся в полночь. Приходи один. Иначе будет большой «бум», хи-хи, — напоследок сказал Гоша.
Катая в голове последние слова психа, я лечу навстречу заходящему солнцу. Позади остался последний домик деревни Попки, вместе с воспоминанием о круглой попке интеллигентной девушки Иры.
Лес окрасился оранжевым светом, небо почти белое, как застиранная с отбеливателем голубая рубашка, вдалеке шумит трасса, ведущая в город. Время еще только пять вечера, просто осенью день заканчивается рано.
Возвращаюсь мыслями к чокнутому. Гоша пытается играть на моих слабостях. А моя единственная слабость — мои родные. Уже два раза псих вынуждал выбирать между близкими и принципами. В своей извращенной манере поехавшего он собирается провести и нашу встречу. Надо срочно узнать, что это за говенный «бум».
Как раз звонит неопределяемый номер:
— Это Фрол Бирарди, комендант Дворцовой полиции, — звучит вроде бы незнакомый голос. Но слух Шарика различает маску, которая электронно искажает уже слышанный не раз баритон: понижает тон и делает его более басистым. — Уведомляю, что вы обвиняетесь в убийстве Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича …
На заднем фоне, будто случайно, тренькает детская приложуха, чтобы у меня точно не было сомнений в личности звонящего:
- Трнк. Душистый сироп готов, поливайте кексики.
— Я понял, — прерываю спектакль. Владимир явно для Гоши шифруется, боится прослушки, и не зря — «зомбаки» запросто могут быть и среди операторов связи. — Псих обещал в полночь «большой бум».
— Что еще говорил царевич Георгий? — напрягается наследник.
— Встречу со мной хочет, тоже в полночь. Место пока неизвестно.
Цесаревич делает паузу, видимо, раздумывая над услышанным.
— Расследованием «бума» занимается генерал Соловьева. Она свяжется с вами, как освободится. Вам же полагается сдаться в ближайший жандармский участок, дабы быть задержанным до вынесения приговора императорским судом …
Я сбрасываю это «бла-бла на публику». Главное он мне рассказал. Значит, Сыскная часть уже в курсе о «буме» и усиленно роет. Похоже, Гоша своровал у военных какую-то бомбу, дегенерат обдолбанный.
Залетаю в поселок родителей. Лично хочу убедиться, что все в порядке. Еще предстоит разговор с отцом, возможно, очень тяжелый разговор.
Подъезды к поселку перегорожены бронированными фургонами дружины. Вездесущие камеры на каждом углу на улицах приятно радуют мне глаз. Чужакам сюда сложно пробраться незамеченным. Сами родители проживают в одном из уютных домиков в центре.
Спускаюсь на тротуар напротив двухэтажного коттеджа в стиле фахверк. Фасад украшает декор из деревянной вагонки. Узкий аккуратный газончик у крыльца ровно подстрижен и украшен ползучими лозами и маленькими цветочками.
Замечаю автобус с дружиной за поворотом. Бойцы, сменяясь, по трое дежурят на улице, пока остальные сидят в салоне. Там же, в автобусе, и будка с подключением к камерам. Дружинники бдительно следят не только за местностью, но и друг за другом на случай спрятавшегося «пересмешника». Приветственно махнув служакам, поднимаюсь на крытую террасу и прохожу в дом.
— Это я, мам, — кричу из прихожки, обтирая подошву об коврик.
Никто не отвечает. Только звонкий женский смех раздается из глубин дома.
— Ути-пути! Я бы затискала эту малютку! — по-моему, это Бестия.
— Просто пупсик! — солидарна со спецназовкой Ясна.
Ну, девушки, видимо, охраняют родителей по поручению Аяно. Только почему обе веселые?
Насторожившись, прохожу в гостиную и впадаю ступор от престранной картины. Мама сидит посередине между Ясной и Бестией с толстым фотоальбомом на коленях. Девушки умильно разглядывают какой-то блеклый снимок. Приглядевшись, узнаю пятилетнего себя. Пухлощекий мальчуган уселся на ковер и играется с игрушечными солдатиками.
— О! Привет, милый! — подскакивает Бестия и подойдя вплотную чмокает меня в губы. — А нам мама показывает твои детские фото. Ты был такой лапочка!
Ясна смущенно отводит от нас взгляд. Мама же, округлив глаза, смотрит, как взрослая красивая женщина — шатенка с пухлыми губами — целует ее шестнадцатилетнего сыночка. Конечно, я уже князь и всё такое, но на мордашку щенок щенком, а в глазах матери таким останусь на всю жизнь. Так что мамин когнитивный диссонанс вполне понятен.
Сорвав мой поцелуй, Бестия усаживается обратно на диван и, хитро взглянув на меня, просит маму:
— А покажите еще раз, где вы Артема голеньким купаете.
— Согласна! — Ясна криво усмехается.
Чувствую, как щеки начинают гореть.
— А где отец? — оглядываюсь
— Во дворе дрова колет, — отвечает мама. — Ему так легче собраться. А то мы как узнали, что в Лениной школе подорвался учитель, чуть с ума не посходили.
— Не волнуйтесь, — Бестия ласково поглаживает мамину руку. — Лену увезли в усадьбу княгини Бородовой. Всё с ней будет хорошо.
— Спасибо, дорогая, — благодарно улыбается мама и перелистывает страницу альбома. — Вот мы купаем Тёму в ванне.
— У-у-и-и-и-и-и! Прелесть! — хватает себя за щеки Бестия. — Не попка, а персик. Так бы и расцеловала!
— Обаяшка! — не удерживается Ясна. — Не то, что сейчас, разматерел аки волк!
— Волк? — хлопает мама глазами и непонимающе смотрит на мою подростковую мордашку.
Девушки поджимают губы, они явно имели в виду демонский оскал под Эмулятором.
— Волчонок, скорее, — поправляется Ясна. — А здесь он прямо мармеладка, сладенькая и вкусненькая.
Вздохнув, я решаю ретироваться подальше от девиц с проснувшимся материнским инстинктом, пока его не обрушили на меня. Во дворе нахожу отца. Смотрю, как он ставит короткие чурбачки на колоду и, размахивая топориком, колет их на ровные чурочки. Размеренные, уверенные движения. Приятно иметь дело, которое знаешь как выполнить.
— Сынок? — оглядывается отец, заметив мое присутствие. — Ох, хорошо, что ты дома. Тут такое творилось. В Лениной школе…
— Знаю, — перерываю его. — Я был там и спас Лену. Она едва не погибла.
— Едва не погибла? — он шатается и роняет топор. Проводит рукой по взмыленному лицу. — Но дружинники нам сказали, что взрыв был в совсем другом крыле.
— Я велел так сказать, чтобы не пугать маму, — подхожу ближе к отцу. — Но ты ведь мужчина и должен знать правду. Всю правду.
Я рассерженно смотрю ему в глаза.
— Сынок? — лицо отца испуганно вытягивается.
— Ты слабак, па! И если это не исправишь, то могут погибнуть мама и сестра.
Он отшатывается, но я не дам ему так просто уйти. Все годы жизни в Страшном мире я винил себя в гибели мамы и Лены, и как же это было бестолково. Сколько мне было, когда ксинус разорвал семью? Двенадцать? В двенадцать лет я смог разбить гребаным утюгом черепную коробку адской твари, а отец, здоровый мужик, посмел умереть, не защитив жену и дочь. Но больше у него не будет возможности всё завалить, я не позволю.
