потеряю, если заставлю их отпустить тебя?
Направившись к двум вооруженным дабусам, он указал мечом на Джейк.
- Она не имеет никакого отношения к тому, что здесь происходит. Если вы являетесь людьми – эм, существами – чести, я прошу вас отпустить её.
Держа топоры наготове, дабусы настороженно наблюдали за ним, но не двинулись с места. Взмахом руки Потерявший Память Герой подозвал Джейк к себе. Увидев, что выражение лиц слуг Госпожи не изменилось, он убрал клинок в ножны и повернулся к ним спиной.
- Жди меня снаружи, - достав из кошелька моток золотой нити, Потерявший Память Герой потянулся к тифлингу, чтобы заключить её в объятья. Сунув его ей в руку, он прошептал. - Когда услышишь, что я начал молиться, возьмись за конец нити, а клубок перекинь через стену. Я скоро вернусь, чтобы помочь тебе получить обратно книгу заклинаний.
- Зоомби!
Вытянувшись, Джейк откинула подбородок и слегка разомкнула губы. Несмотря на соблазн, Потерявший Память Герой не решился принять её предложение. Глаза тифлинга были зажмурены, а рот приоткрыт недостаточно широко, чтобы разглядеть клыки. Схватив её за талию, он развернул её лицом к стене и одним стремительным движением поднял в воздух. Не сбившись с ритма, один из дабусов-строителей подхватил её и поставил на землю по другую сторону стены.
Потерявший Память Герой облегченно выдохнул. Прежде чем решиться на столь опасное деяние, как призыв Госпожи Боли, истинным прославленным героям следовало убедиться, что их прекрасные девы находятся в безопасности. Взяв амфору, он вышел на середину переулка и опустился на колени, пытаясь сочинить достойную молитву для правительницы Сигила.
Так как ему было известно о ней очень мало, задача эта оказалась непростой. Взывать к её милосердию, разумеется, не стоило, равно как и воспевать хвалу боли; опыт подсказывал ему, что лукавить, обращаясь к кому-то с просьбой – не лучшая идея.
К тому времени, как он вспомнил странные загадки Дома у Ворот и осознал, что же ему следует сказать, стена дабусов уже достигла уровня его груди. Положив амфору перед собой, он убедился, что она лежит в точности параллельно стенам домов. Затем Потерявший Память Герой откинулся на пятки и скрестил руки на груди.
Во имя гордости, рождающей желанье
Что приведет туда, куда прохода нет
Где удовольствие сольется со страданьем
И тьма поглотит свет
Во имя ярости, что черною волною
Затопит сердце, иссушив его дотла
И целый мир завеса тьмы накроет
Лишив его тепла
Во имя страстных поцелуев, что сменяет
Укус клыков, который губы в кровь порвет
И наслажденья, что в агонии растает
И снова оживет
Взываю я к тебе, владычица Сигила
И опускаюсь на колени, чуть дыша
Прошу, приди ко мне, яви мне свою милость
О Боли Госпожа!
Я считаю, что эта молитва – самая прекрасная молитва из всех, что когда-либо звучали в Сигиле. Какими словами в ней говорится обо мне! Об опрометчивой страстной тоске, которая ведет к страданию, о тайных страстях, что сами по себе являются невыносимой пыткой. О том, что удовольствие и боль едины, надежда питает отчаянье, утрата взращивает любовь, радость порождает скорбь – о, этот трассонец понимает, кто я на самом деле, и видит меня такой, какая я есть. Его великолепные слова я простила бы, если бы могла.
Но это Сигил. Сюда закрыт вход любым богам – а если трассонец обращается ко мне в своих молитвах, разве это не означает, что я также вхожу в их число?
Нет, так не должно быть. Врата распахнутся и город будет разрушен; на его руинах я в одиночку встану против всех божеств Мультивселенной. С цепями из звездного света и пламенеющими топорами они явятся за мной, как добрые, так и злые, и развяжут войну, которая разрушит связь между всеми планами.
И что тогда? Когда боль окажется заточена в глубинах Бездны, подчиненная воле Демогоргона, Диинкаразана или любого другого злого божества – что тогда? Я расскажу вам: тирания и трусость, тьма, которая охватит все планы, где каждый вздох будет пропитан страхом. Вся Мультивселенная падет к ногам одного-единственного правителя - правителя, в свою очередь управляемого непредставимо ужасными страстями - и он сможет делать с ней все, что пожелает.
И ещё хуже, если победит добро: бесконечные миры, полные бесконечной неги, где нет ни страданий, укрепляющих силу, ни мук, порождающих отвагу, ни страха, оттачивающего хитроумие; Мультивселенная, полная блеклых эмоций и слабых страстей, где ничего нельзя достигнуть, потому что ничего нельзя потерять, где и злость, и любовь – лишь тени себя самих, а жизнь не стоит того, чтобы её прожить.
Поэтому выбора у меня нет. Ради блага Мультивселенной я должна наказать трассонца – но не думайте, что я забыла о тифлинге. Она рассказала ему о том, что нужно делать, и за это я буду отомщена.
Я открываю глаза, и перед ним возникает Госпожа Боли. Её ноги все ещё касаются земли, поэтому он не в силах её узреть. Он ждет, скрестив руки на груди, и амфора по-прежнему лежит перед ним. Он умен, этот Охотник. Если я прощу ему эту молитву – несомненно, самую прекрасную молитву из всех, что когда-либо звучали в Сигиле – его господин первым окажется у моих врат, готовый их штурмовать; но, если я решу обрушить на него свою кару, трассонец в тот же миг откроет сосуд и выпустит наружу находящуюся там зачарованную сеть.
Однако он забыл про моих детей. Мне стоит лишь захотеть, и дабусы повинуются. Те двое из них, что держат в руках топоры, подлетают ближе к трассонцу и останавливаются рядом с амфорой.
- Оставьте её! – глаза Потерявшего Память Героя становятся круглыми, словно монеты. – Посейдон послал её Госпоже Боли!
Мои дети удостаивают его ответом, но, даже если он и способен разгадать их ребусы, ему наплевать на то, что они исполняют мою волю. Вставая на ноги, он тянется к мечу. Один из дабусов поднимает амфору, а второй вскидывает топор, готовый к схватке. Я поднимаю одну ногу, затем вторую, и…
…внезапно там появилась сама Госпожа Боли. Разинув рот, Потерявший Память Герой совершенно позабыл о мече – как, впрочем, и о дабусах, амфоре и всем остальном. Госпожа была ошеломляюще прекрасна. Высокая и худощавая, она парила в
