Ознакомительная версия.
Княгиня выразила признательность покровительственным наклоном искрящейся бриллиантами диадемки.
Геральт рассчитывал на то, что Фрингилья не продолжит разговор.
Он ошибся.
— Ты не веришь мне и не доверяешь, — сказала она. — Ты нанес мне вдвойне болезненный удар. Ты не только сомневаешься в том, что я искренне хочу тебе помочь, но к тому же не веришь, что я действительно могу это сделать. Ох, Геральт! Ты до живого задел мое самолюбие и возвышенные стремления.
— Послушай…
— Нет! Не выкручивайся. Терпеть не могу мужчин, которые всячески пытаются вывернуться.
— А каких мужчин терпишь?
Она снова сощурилась, все еще держа нож и вилку в рабочем положении.
— Список длинный. И мне не хочется утомлять себя подробностями. Замечу лишь, что достаточно высоко в нем стоят мужчины, которые ради любимой женщины готовы идти на край света, бесстрашные, рисковые, пренебрегающие опасностями. И не сдающиеся, даже если кажется, что шансов на успех уже нет.
— А остальные пункты списка? — не выдержал он. — Другие мужчины, которые в твоем вкусе? Тоже психи?
— А что есть истинная мужественность, — она кокетливо наклонила голову, — если не смешанные в нужной пропорции класс и сумасбродство.
— Дамы и господа, бароны и рыцари! — громко воскликнул камергер ле Гофф, отрываясь от стула и обеими руками поднимая гигантский кубок. — В данных циркумстанциях я позволю себе произнести тост: за здравие сиятельнейшей княгини Анны-Генриетты!
— Здоровья и счастья!
— Урррра!
— Да здравствует! Виват!
— А теперь, дамы и господа, — камергер поставил кубок, торжественно кивнул лакеям, — теперь… Magna Bestia.[17]
На подносе, который четверо прислужников вынуждены были нести на чем-то вроде лектики, въехала в залу гигантская зажаренная туша, наполнив помещение изумительным ароматом.
— Magna Bestia! — грохнули хором пиршествующие. — Урррра!
— Что еще, черт побери, за бестия? — забеспокоилась Ангулема. — Не стану я есть, пока не дознаюсь, что это такое.
— Лось, — пояснил Геральт. — Целиком зажаренный лось.
— И не какой-нибудь там лосишко, — проговорила Мильва, откашлявшись. — В быке было цетнаров семь.
— Сохатый. Семь цетнаров и сорок пять фунтов,[18] — хрипло проговорил сидящий рядом с ней молчаливый барон. Это были первые слова, произнесенные им с начала пиршества.
Может, и стало бы это началом разговора, но лучница покраснела, уткнулась взглядом в скатерть и снова принялась крошить хлеб.
— Уж не вы ли, барон, — спросил Геральт, которого за живое задели слова Фрингильи, — уложили эту громадину?
— Не я, — возразил молчун. — Мой племянник. Отличный стрелок. Но это мужская тема, я бы так сказал… Прошу прощения. К чему утомлять дам?
— А из какого лука? — спросила Мильва, все еще уставившись в скатерть. — Наверняка не слабее, чем из семидесятки.
— Ламинат. Слоями тис, ясень, акация, склеенные жилами, — медленно ответил барон, заметно удивленный. — Двойной гнутый зефар. Семьдесят пять фунтов силы.
— А натяжение?
— Двадцать девять дюймов. — Барон говорил все медленнее, казалось, он выплевывает отдельные слова.
— Действительно, махина, — спокойно сказала Мильва. — Из такого положишь олененка даже за сто шагов. Если стрелок действительно хороший.
— Я, — кашлянул барон, словно немного обиженный, — с четверти сотни шагов попадаю, я бы сказал, в фазана.
— С двадцати-то пяти, — Мильва подняла голову, — я в белку всажу.
Барон, опешив, откашлялся, быстро подставил лучнице еду и напиток.
— Добрый лук, — пробормотал он, — половина успеха. Но не менее важно качество, я бы сказал, стрелы. А также, видишь ли, милсдарыня, по моему мнению, стрела…
— За здоровье ее сиятельства Анны-Генриетты! За здоровье виконта Юлиана де Леттенхофа!
— За здравие! Виват!
— …а она послала его к черту, — завершила очередной нехороший анекдот Ангулема. Юные рыцари зашлись не менее дурашливым хохотом.
Баронесски Келина и Ника слушали Кагыра с открытыми ртами, пылающими очами и горящими огнем щеками. У верхнего стола рассуждениям Региса внимала вся высшая аристократия. До Геральта — даже при его ведьмачьем слухе — доходили сквозь гул лишь отдельные слова, однако он сообразил, что речь идет об упырях, ведьмах, суккубах и вампирах. Регис размахивал серебряной вилкой и доказывал, что наилучшим противоядием «супротив вампиров» является серебро, золотой песок, наилегчайшие прикосновения к коим для вампира абсолютно и несомненно убийственны. «А чеснок?» — выспрашивали дамы. «Чеснок тоже хорошо действует, — соглашался Регис, — но малоприятен в общении, поскольку страшно смердит».
Тихо поигрывала на гуслях и дудках капелла на галерейке, похвалялись своим искусством акробаты, жонглеры и огнеглотатели. Утомленный шут пытался смешить, но где уж ему было до Ангулемы. Потом появился медвежатник с медведем, а медведь к общей потехе испугался и наклал кучу на полу. Ангулема погрустнела и слегка угасла — с такими конкурентами ей трудно было тягаться.
Остроносая княгиня неожиданно жутко разгневалась. Из-за какого-то случайно брошенного слова кто-то из баронов впал в немилость и под эскортом стражей и лично маршала двора был препровожден в Башню. Впрочем, мало кого — кроме самого барона — взволновал этот инцидент.
— Слишком быстро-то ты отсюда не выедешь, маловерный, — проговорила Фрингилья Виго, покачивая кубок. — Хоть с радостью выехал бы прямо сейчас, ничего из этого не получится.
— Снова прошу: не читай у меня в мыслях.
— Прости. Они были такими яркими, что у меня получилось невольно.
— Я слышу это уже не в первый раз.
— Ты даже не представляешь себе, сколько я знаю. Пожалуйста, отведай артишоков, они полезны, хорошо влияют на сердце. Сердце — важный орган у мужчины. Второй по счету, если говорить о значимости.
— Я думал, самое важное — класс и сумасбродство.
— Достоинствам духа должно идти в паре с достоинствами тела. Это обеспечивает совершенство.
— Совершенных не бывает.
— Это не аргумент. Надо стараться. Знаешь что? Пожалуй, попрошу: подай-ка мне рябчика.
Она рассекла птицу на блюде так быстро и резко, что ведьмак даже дрогнул.
— Так быстро ты отсюда не уедешь, — повторила она. — Во-первых, в этом нет никакой нужды. Тебе ничто не угрожает.
— Ну ничегошеньки, действительно, — не выдержал он. — Нильфгаардцы перепугаются строгой ноты, отправленной княжеской канцелярией. А если даже вдруг возьмут да рискнут напасть, то их турнут отсюда поклявшиеся цаплей странствующие рыцари с шарфами на глазах.
Ознакомительная версия.
