На сей раз ему позволили взобраться орлу на спину. Орел раскинул громадные крылья и сорвался с утеса. В ушах засвистел ветер, и перепуганный хоббит крепко зажмурился. Следом за Бильбо полетели и гномы, тепло попрощавшиеся с Повелителем орлов: они благодарили его за помощь и обещали как-нибудь вернуть должок. Утро выдалось холодным, в низинах стоял туман, горные пики прятались в дымке. Солнце едва поднялось. Приоткрыв один глаз, Бильбо увидел, что птицы парят высоко в небе, земли внизу не различить, а горы постепенно отдаляются. Он вновь зажмурился и крепче вцепился в орлиную холку.
— Эй, полегче! — воскликнул орел. — И перестань дрожать. Или ты и впрямь в родстве с кроликами? Утро замечательное, ветра почти нет. Что может быть прекраснее полета?
«Горячая ванна и завтрак на лужайке», — хотел ответить хоббит, но смолчал. Правда, хватку он немного ослабил.
Летели долго. Но вот орлы, должно быть, увидели то, что искали — с такой-то высоты! — и стали медленно, кругами, снижаться. Тут Бильбо снова рискнул открыть глаза. Земля приближалась, внизу виднелись деревья — как будто дубы и вязы, по травянистой равнине текла река. Посреди реки возвышался последним оплотом оставшихся далеко позади кряжей громадный утес, самая настоящая гора; казалось, ее швырнул в воду какой-нибудь силач-великан.
Орлы один за другим опустились на утес и ссадили путников наземь.
— Удачи! — пожелали они хором. — Удачи во всех ваших делах! Пусть ваши гнезда вас дождутся! — Так у них принято было прощаться.
— Да несет вас ветер в те края, куда держат путь луна и солнце! — ответил за себя и своих спутников Гэндальф (он единственный знал правильные слова).
На том и расстались. Впоследствии Повелитель орлов стал Королем птиц и принял золотой венец, а пятнадцать его подданных получили золотые цепи (золото им преподнесли в дар гномы), но Бильбо никогда с ними больше не встречался, да и видел потом всего лишь раз — высоко в небе, над полем Битвы Пяти Воинств. Но не будем забегать вперед, в свое время вы все узнаете.
Вершина была плоская, как стол, от нее к подножию скалы вела истертая множеством ног лесенка, спускавшаяся к броду из громадных валунов. У подножия утеса, поблизости от первого валуна, нашлась уютная пещерка, пол которой был усыпан галькой. В этой пещерке путники расселись и принялись обсуждать, что делать дальше.
— Как и намеревался, я помог вам перебраться через горы, — сказал Гэндальф. — Теперь вы в безопасности — слава удаче, мудрым наставлениям Элронда и другим нашим друзьям! Однако мы сильно уклонились на восток — гораздо сильнее, чем я предполагал. Придется мне поспешить… Да, да, я ухожу. Это ведь не мое приключение. Быть может, я к вам еще присоединюсь, но покамест меня зовут другие дела.
Гномы донельзя огорчились и приуныли, а Бильбо даже заплакал. Все думали, что маг пройдет с ними весь путь до Одинокой горы, всегда готовый выручить, если что.
— Перестань! — прикрикнул Гэндальф на хоббита. — Я вовсе не собираюсь уходить прямо сейчас. Побуду с вами денек-другой, пособлю, чем смогу, а там уж не обессудьте. У вас нет ни еды, ни снаряжения, вдобавок вы не знаете, куда попали. Но я-то знаю и объясню! Тропа, на которую мы вышли бы, не встреть проклятых гоблинов, находится в нескольких милях к северу отсюда. Места тут пустынные, если их, конечно, не заселили с тех пор, как я побывал здесь в последний раз, два или три года назад; поэтому полагаться нужно только на себя. Однако неподалеку живет мой хороший знакомый. Это он вырубил лестницу в скале — кстати, она называется Каррок. Днем этот мой знакомец редко приходит сюда, поэтому здесь ждать не имеет смысла, придется нам разыскать его самим. Если повезет и мы его отыщем — вот тогда я с вами попрощаюсь и пожелаю удачи так же, как орлы.
Гномы уговаривали Гэндальфа остаться, предлагали ему золото, серебро и самоцветы из драконьей сокровищницы, но маг был непреклонен.
— Все уже решено, — промолвил он. — А что до золота и прочих богатств, вы сначала их добудьте. И потом, сдается мне, я уже и так заслужил свою долю.
* * *
Искупались в реке, прозрачной и неглубокой у берега, выстирали одежду, полежали на солнышке, а потом, отдохнувшие, но успевшие слегка проголодаться, перешли реку вброд (хоббита вновь несли на плечах) и двинулись по высокой траве, вдоль раскидистых дубов и величавых вязов, туда, куда вел их Гэндальф.
— А почему ваш знакомый называет эту скалу Каррок? — спросил Бильбо у мага, шагавшего рядом.
— Потому что ему так хочется. Он называет карроками все скаты, а эта поблизости от его дома, поэтому для него она — Каррок, с большой буквы.
— А кто он вообще такой?
— О! Это весьма важная персона. Слушайте все! Будьте с ним повежливее, иначе я не ручаюсь за последствия. Вообще-то он добрый, но в гневе ужасен, а рассердить его легче легкого.
— Вот так всегда! — принялись бурчать гномы, подошедшие поближе, чтобы послушать чародея. — Гэндальф, у тебя что, все знакомые такие, один суровее другого? Снизойди хоть разок, объясни поподробнее.
— Сколько можно разжевывать? — сердито воскликнул маг. — Пусть мои знакомые суровы, зато о них никто дурного слова не скажет. А этого зовут Беорном, если вам интересно. Он из тех, кто, как говорят, «меняет шкуры».
— Скорняк, что ли? — уточнил Бильбо. — Знаю я таковских. Только зазеваешься, мигом всучат тебе кроличью шкурку под видом беличьей.
— Великие небеса, нет! — вскричал Гэндальф. — Нет, нет и нет! Думайте, что говорите, господин Торбинс, и ради всего чудесного не упоминайте при Беорне о скорняках, а также о ковриках, пледах, шарфах и плащах. Беорн — оборотень, способный по желанию менять свое обличие: то он — громадный черный медведь, а то — огромный черноволосый человек с длинной бородой. По одним слухам, он и вправду медведь и ведет свой род от великих медведей древности, которые обитали в горах еще до появления великанов. По другим, Беорн — потомок людей, живших здесь, когда о Смоге и слыхом не слыхивали, а гоблины и не думали перебираться сюда с севера. Большего я вам сказать не могу. Он не из тех о ком спрашивают.
Ничьи чары над ним не властны. Он живет в дубраве, в большом деревянном доме, пасет скотину, держит пасеку со множеством ульев, питается в основном медом и сливками. Лошади у него просто замечательные, они умеют разговаривать. Беорн не охотится и не ест мяса. В медвежьем обличии он много странствует. Как-то раз я видел его ночью на вершине Каррока, он глядел на клонившуюся к Мглистым горам луну и тихонько ворчал себе под нос: «Наступит день, когда я вернусь домой». Потому-то мне кажется, что он и впрямь родился в горах.
