мало кого волнует. Главное, чтобы зашелестели они, родненькие, за которые блага даются. А иначе никак. Придётся с протянутой рукой клянчить подаяние на углу, простреливаемом взглядами прохожих и нарядов полиции.
Есть ещё профессиональные бездельники со стажем — бомжи. Многие из них в своё время стояли у станка, мудрили с логарифмической линейкой, крутили баранку автомобиля, раскрывали мир знаний перед притихшими от восторга учениками.
Но жизнь порой совершает зигзаги покруче трасс слалома. И человек оказывается за «бортом» жизни.
И теперь он стоит, нравится вам это или нет, с протянутой рукой. Это отработанное упражнение внесло своеобразную лепту в мускулатуру. Мышцы, отвечающие за протянутую руку навстречу дающему, более развитые, чем те, что отводят её нехотя назад. Ну точно, как у крокодилов, если провести параллель с животным миром.
Те тоже хлопают челюстями молниеносно.
Не ленятся в природе только ленивцы. Куда уж им! Образ жизни такой, чтобы застывать на часы в одной позе, словно йоги. Вот и люди стали копировать животный мир, а может, вернулись к истокам. Единственно, что: несмышлёные твари не научились стоять в очереди у винных магазинов, где образуются дружные тройки собутыльников, а по-современному — членов одного проекта по опустошению бутылок с горячительными напитками.
Но существует ещё и в этой области некоторая дискриминация по гендерному признаку.
Не каждый рискнет женщину пригласить в подворотню для «уважительной» беседы. А вдруг, опьянев, полицию вызовет. Скажут — приставали по женской части. Но некоторые женщины уже преодолели эту стеснительность. Тем более, что трудно среди бомжей разобрать, какого пола «экземпляр».
Вот взять, к примеру, одного знакомого Анжелы — Коляна.
Если честно, то был он когда-то женщиной. Да, да, не удивляйтесь! Но у бомжей очень просто поменять пол. Нужно только одеться «поприличнее», а это, по-бомжескому, значит — в какие-то отрепья, чтобы ничего человеческого не проглядывало. Под глазом посадить «симпатичный» фингал. Если сам не сможешь, то желающие доброхоты найдутся, нужно только попросить по-хамски. На голову напялить котелок, который в отличие от головного убора денди, представляет собой картуз на два размера больше нужного, а из-под него чтобы выглядывали не мытые три года спутавшиеся космы. Да и мыты, так сказать, волосы были последний раз, видимо, в осенней луже, поскольку к ним присосались «пиявками» буро-жёлтые листики, не успевшие удрать от «дяди или тети».
Женский голос Коляни опустился вниз на октаву и приобрёл благородную простуженную хрипотцу, ну хоть сейчас песни петь под Высоцкого или, на худой конец, Луи Армстронга. Руки задубели на морозе и превратились на вид в сосиски, от которых воротит.
Те же части тела, которые считаются у женщин привлекательно-привилегированными, давно высохли и превратились в подобие аппендикса, абсолютно не нужные организму в новых условиях существования. Тоже экономия. О каких лифчиках тогда может идти речь?
А гигиенические процедуры этим мужеподобным существам стали заменять презрение к ним.
Так что Колян уже давно считал себя мужчиной и даже мочился по-мужски — стоя, игнорируя попадание дурно-пахнущей жидкости на колени. Течет — и пусть себе течет, если нравится. Зато запах потом одурительный, аммиачный. Говорят, в больницах дают нюхать вместо нашатыря, когда недостача.
А тут ещё состоялось у Коляна интересное мероприятие.
Недавно он познакомился с Шурасиком при удивительных обстоятельствах. Колян нёс сквозь метель, впивавшуюся в лицо противностью острых льдинок, бутылку беленькой, прижимая к сердцу, как самое дорогое в настоящий момент, чтобы превратить обычный день в праздник. Уже неподалёку от забытой строителями трубы, давно ставшей родным домом, поскользнувшись на нечищеном тротуаре, упал в сугроб и нащупал там нечто тепловатое и ворчащее. Первой мыслью было: «Ба-а! Да не жмур ли?» Коля, засунув пойло в просторный карман пуховика, из которого вечно лезли перья, откопал человека. Незнакомец дышал, но губы посинели. Колян сгрёб бедолагу и потащил к себе. Незнакомец с трудом разлепил веки, на улице они успели примёрзнуть друг к другу, а теперь оттаяли. Хозяин трубы протянул спасенному от стужи бутылку, и тот сделал спасительный глоток.
Но не выдержав, Колян вырвал бутылку и приложился сам от души. Так бы и играли в молчанку, если бы Коля не сверкнул осоловевшими глазами и не спросил: «Жрать будешь?» На такой странный вопрос обычно в ответ чавкают губами, что и сделал молчаливый собеседник, ощерившись беззубыми деснами. Колян нашёл на днях на помойке старый примус, вот и обрадовался случаю использовать; сварил пельмени, слипшиеся в один белёсый комок, но ему было всё равно, главное, что горячее.
— Это… спасибо… — просипел гость.
— Не за что.
— Меня Шурасиком зовут.
— Колян.
Хозяин протянул гостю чуть подрагивающую ладонь, тот высунул свою, грязную, точно он опускал её в банку с гуталином. А может, так и было. Хотя и говорят, что первое впечатление часто обманчиво.
Другой рукой Шурасик стянул шапку, обнажив слипшиеся мочалом волосы.
— Чё гляделки вылупил?
— Ты патлатый, точно баба, — сказал Колян.
— Ишь, такой-разэдакий, умник нашёлся, в узнаванку играть вздумал, — буркнул Шурасик, сморкаясь в рукав. — А я и есть баба.
Колян поперхнулся и раскатисто закашлялся, по-козлиному пуча глаза. Когда смог отдышаться, чуть всхлипывая, с присвистом, то выдавил:
— Это… я вообще… ты не подумай чего… мне тут хрень не нужна… типа… — Колян замялся, подбирая слово.
— Наливай… Ты токмо молчи. Никому! Когда я на морозе загибалась, ты притащил сюды — вот и молодца, но, если чё, я ведь и похерить могу…
Она прищурила глаза, которые внезапно блеснули в свете мерцающей свечи. Хозяин не синхронно моргнул: сначала закрылось один глаз, а через мгновение его примеру последовал второй.
— Шоб я сдох! А вообще зуб даю… твой! Ха-ха! Я тоже был в девичестве бабой! — прыснул Колян. — Но теперь как-то неприлично вспоминать.
Шурасик загоготала вместе с ним, показывая беззубые дёсны.
С тех пор она временами появлялась в их дворе. Выпивала с Коляном и исчезала.
Однажды Анжела, возвращаясь домой, увидела её на лавочке перед третьим подъездом с банкой дешёвого пива, распространявшего характерное дрожжевое амбре, удачно дополняющее её родную вонь. Шура была замотана в нелепый некогда ярко-бирюзовый плащ с прожжённой спиной и подтёками сомнительного происхождения. Энжи гнусаво бросила:
