Ознакомительная версия.
— Да ну тебя, зачем вниз. Я к твоей соседке Вере в окно залезла, вернее, в форточку, у нее форточка была открыта, я заранее посмотрела. Ее, слава богу, дома не было, а если бы и была, не стала бы шум поднимать, она же меня знала, ни одного нашего выступления не пропустила, потом за кулисы приходила знакомиться, тосковала без цирка, а я одна из всей труппы язык глухонемых знаю — представляешь, как она меня полюбила? Ни за что не выдала бы, хоть режь ее. Она вечером домой вернулась, я ей все объяснила, мы посидели тихонько, до ночи, и я пошла к себе, собираться, у меня же билет на поезд был, отпуск заканчивался, а тут еще Тима в школу надо отдавать, в первый класс, значит, дома без меня никак, и что прикажешь делать?
— Например, все это мне рассказать. Не приходила в голову такая идея?
— Приходила, конечно. Я собиралась, и все откладывала, потому что — ну, расскажу я тебе, и что дальше? Ты же маленький еще был, Мишенька. И глупый. Потому что умных семнадцатилетних мальчиков вообще не бывает.
— Глупый, так глупый. И что? Все равно не понимаю, зачем было убегать?
— Ну как — зачем. Ты сам подумай. Все равно ничего бы у нас не получилось. Такие романы хороши, если вокруг вечное лето, и мама никогда не приедет, а в кармане всегда есть мелочь на мороженое. Или на необитаемом острове — о, на необитаемом острове мы были бы очень счастливы… и умерли бы в один день, так и не справившись с постройкой хижины. А в реальной жизни все закончилось бы быстро и печально, а даже если не очень быстро, все равно печально, поверь мне на слово. Я все время об этом думала, хорошо, что ты мысли читать не мог, потому что безмятежно улыбаться я, знаешь, приучена в любой ситуации, даже когда висишь под куполом цирка вниз головой и готовишься прыгать на другую трапецию… Неважно, Мишенька. Важно вот что. Меня вдруг осенило: если я ничего не стану объяснять, а просто исчезну, так будет лучше для всех. Ты был такой красивый и такой глупенький, я любила тебя больше жизни и хотела — раз уж все равно ничего нам не светит — остаться в твоей памяти необъяснимым чудом, а не симпатичной взрослой теткой, с которой было прикольно трахаться, пока не закончились каникулы.
— Ерунду ты говоришь. Ты осталась бы в моей памяти необъяснимым чудом, даже если бы выяснилось, что у тебя пять классов образования, три мужа, семеро детей и свиноферма под Брауншвейгом. Ты — это ты, достаточно было на тебя посмотреть, и все остальное утрачивало значение.
— Это ты сейчас так говоришь, — смеется Рада. — После того, как пятьдесят лет вспоминал девочку Надю, которая была прекрасна, как волшебная фея и исчезла бесследно, как фее и положено.
— Мне, между прочим, в ту ночь отец дал почитать китайские народные новеллы. Про бессмертных фей, лисиц-оборотней и прочую прекрасную нечисть. Сказал, может, это и есть разгадка. И, кажется, не шутил. Я, знаешь, тоже поверил, или почти поверил, по крайней мере, к концу книги окончательно понял, что ты не вернешься, нет у меня больше никакой Нади, и никакой надежды тоже нет. Но к тому моменту так влюбился в эти китайские истории, что перевелся в другой университет, где была хорошая кафедра востоковедения. Кстати, ни разу об этом не пожалел.
— Ну и дела, — смеется Рада. — Так и знала, что от моего исчезновения тебе будет больше пользы, чем вреда! У тебя же была хорошая жизнь, правда, Мишенька?
— Хорошая, да. Была, и до сих пор есть. — И, помолчав, добавляет: — Никакой надежды, но очень, очень хорошая жизнь.
— Вот видишь, — говорит она. — Вот видишь.
— Когда в прошлом году ты наотрез отказался изучать право и, вопреки здравому смыслу и нашим с мамой советам, все-таки поступил в этот свой дурацкий дизайнерский колледж… — брезгливо поджав губы, говорил мистер Джи Кей Бринкин.
«Бу-бу-бу, — думал Артур, — бу-бу-бу. Бу-бу! Бу-бу-бу-бу-бу». Такой, с позволения сказать, синхронный перевод всегда развлекал и поддерживал его в ходе переговоров с отцом.
Сейчас Артур страшно жалел, что принял приглашение родителей и приехал на каникулы домой. «Хорошо, что еще не разобрал рюкзак, — думал он. — По крайней мере, собирать не придется. А на что я, собственно, рассчитывал? Что этот зануда внезапно познал Дао и вызвал меня, желая срочно передать наследнику сей мистический опыт?.. Ладно, ладно, сам дурак, больше не повторится, а теперь надо рвать отсюда когти. И пусть сладкий папочка поцелует мою сладкую задницу; сладкая мамочка может присоединиться, если пожелает».
— …я наконец-то понял, что с тобой вполне можно иметь дело, — неожиданно закончил отец. — По крайней мере, ты не из тех никчемных простофиль, которые в восемнадцать лет продолжают слушаться родителей. Приятный сюрприз.
— Чего? — изумленно переспросил Артур. Он ушам своим не верил. — Это ты меня хвалишь?
— Можешь считать, что хвалю, — ухмыльнулся мистер Бринкин. — А может быть просто дразню. Я пока сам не решил.
Такой улыбки, жизнерадостной и недоброй одновременно, Артур никогда прежде не видел, даже в кино. И уж тем более не на отцовской физиономии, выражение которой на его памяти менялось всего несколько раз, причем исключительно с бесстрастного на недовольное.
— Мне, видишь ли, до одного места, где ты учишься и кем собираешься стать, — говорил отец. — Конечно, дизайнеров сейчас развелось больше, чем мусора, из которого вы мастерите свои нелепые поделки, но меня это не касается. Твои проблемы. Я рад, что ты проявил упрямство, уехал из дома и поступил в этот свой колледж. Как ты зарабатывал на жизнь и учебу, я не знаю и знать не хочу, главное, что у меня не клянчил. Я думал, такие самостоятельные дети теперь исключительно в книжках встречаются… Ладно, а теперь давай поговорим откровенно. Вот ты проучился там целый год. Тебе по-прежнему кажется, что промышленный дизайн — это интересно? Хочешь заниматься этим дальше?
— Ну да, — буркнул Артур. — А то бы я бросил. У нас, знаешь ли, не принято преследовать отступников.
— Надо же, — пожал плечами мистер Бринкин. — Ну хорошо. Какие-то способности к этому делу у тебя, насколько я могу судить, есть, желание тоже, даже характер, как выяснилось, имеется. Сейчас проверим, есть ли у тебя удача. Без нее все остальное псу под хвост, такую уж дурацкую профессию ты выбрал.
— Вот интересно. А как это мы проверим? — опешил Артур.
— Как, как… Разрежем тебя и посмотрим. Ну что ты на меня так уставился? Шучу я, шучу. Есть и другие способы.
Отец немного повозился с сейфом и извлек оттуда старую деревянную шкатулку. Поставил на стол, открыл. В шкатулке лежали игральные кости, несколько дюжин кубиков разных цветов и размеров.
Ознакомительная версия.
