— Твой покойный друг задал тебе вопрос, — сказал он остолбеневшему вожаку, — и я хотел бы услышать ответ на него. Почему ты вступил со мной в разговор?
Вожак поморгал и внезапно сел на землю у костра.
— Ты прав. Я чувствую презрение земли, я одинок. Но так было не всегда. Когда-то я по глупости и гордости совершил ошибку. Все последние двадцать лет я расплачиваюсь за нее, и конца этому не видно.
— Из какого ты племени родом?
— Из Северных Серых.
Талисман подошел к огню и сел напротив нотаса.
— Меня зовут Талисман, и цель моей жизни — служить Собирателю. Его время грядет. Если хочешь снова стать надиром, следуй за мной.
Воин с улыбкой покачал головой:
— Собиратель? Герой с лиловыми глазами? Ты веришь в него? А если он даже и есть, зачем ему сдался я?
— Он возьмет тебя, если ты будешь со мной.
— Ты знаешь, где его искать?
— Я знаю, что приведет нас к нему. Идешь ты со мной или нет?
— Из какого ты племени?
— Из Волчьей Головы. Оно будет и твоим.
Нотас угрюмо уставился в огонь.
— Все мои беды пошли от Волчьей Головы. Может, ею они и кончатся? — Он посмотрел в глаза Талисману. — Я пойду с тобой. Какой клятвы ты требуешь?
— Никакой. Как ты сказал, так и будет. Как тебя зовут?
— Горкай.
— Тогда покарауль, Горкай, потому что я устал.
С этими словами Талисман отложил саблю, укрылся одеялом и уснул.
Зусаи сидела тихо, глядя на Талисмана. Он растянулся на земле, положив голову на руку, и дышал ровно. Ей не верилось, что он мог так поступить! Она покосилась на Горкая, угадывая его смятение. Этот человек с двумя другими только что ворвался к ним в лагерь, чтобы убить их. Теперь двое мертвы, а третий как ни в чем не бывало сидит у костра. Горкай встал, и Зусаи вздрогнула. Но он только оттащил подальше один из трупов, а потом проделал то же самое со вторым. Вернувшись, он присел перед Зусаи и протянул ей руку. Она увидела, что нотас подает ей нож с костяной рукояткой, и молча взяла его. Горкай, побродив вокруг, набрал хвороста и снова подсел к огню. Зусаи и не думала спать. Она была убеждена: стоит ей закрыть глаза, как этот убийца перережет горло Талисману, а после изнасилует и убьет ее.
Ночь шла своим чередом, но Горкай не покушался ни на нее, ни на спящего Талисмана. Он сидел, поджав под себя ноги, и думал о чем-то своем. Талисман вдруг застонал во сне и крикнул по-готирски: «Никогда!»
Горкай посмотрел на женщину, и их глаза встретились. Зусаи не отвела взгляда. Встав, Горкай жестом предложил ей прогуляться. Не оглядываясь, он прошел к лошадям и сел на камень. Зусаи некоторое время оставалась на месте, потом с ножом в руке последовала за ним.
— Расскажи мне о нем, — попросил Горкай.
— Я мало что знаю.
— Я наблюдал за вами. Вы не прикасаетесь друг к другу, между вами нет близости.
— Он мне не муж, — холодно ответила Зусаи.
— Откуда он? Кто он такой?
— Он Талисман из племени Волчьей Головы.
— Талисман — не надирское имя. Я вручил ему свою жизнь, ибо он сумел угадать мои мечты и мои нужды. Но я должен знать.
— Поверь мне, Горкай, ты знаешь почти столько же, сколько я. Но он сильный человек, и мечты у него высокие.
— Куда мы едем?
— В долину Слёз Шуль-сен, к гробнице Ошикая.
— Ага, паломничество. Что ж, пусть так. — Горкай встал и глубоко вздохнул. — У меня тоже есть мечты, хотя я было совсем позабыл их. — Он поколебался и добавил: — Не бойся меня, Зусаи. Я никогда не причиню тебе зла. — Он вернулся к костру и сел там.
Зусаи легла на свое одеяло.
С утра солнце пряталось за плотной грядой облаков. Зусаи вздрогнула и проснулась. Она твердо решила не спать, но сон незаметно сморил ее. Талисман уже встал и говорил с Горкаем. Зусаи открыла свою котомку, раздула огонь и приготовила завтрак из овсянки и вяленого мяса. Мужчины поели молча, после чего Горкай собрал деревянную посуду и вымыл ее в пруду. То была работа женщины или слуги, и Зусаи поняла, что этим Горкай определяет свое место среди них. Она уложила миски в полотняный мешок и привязала к седлу. Горкай помог ей сесть на лошадь и вручил ей поводья двух запасных коней.
Они выехали в степь. Талисман ехал впереди, Горкай рядом с ним.
— Сколько нотисов кочует в этих краях? — спросил Талисман.
— Тридцать человек. Мы... они называют себя Спинорубами.
— Я слышал. Бывал ты в гробнице Ошикая?
— Три раза.
— Расскажи мне о ней.
— Гроб стоит в доме из белого каиня. Прежде там был готирский форт, теперь святыня.
— Кто ее охраняет?
— Трудно сказать. Там всегда присутствуют воины по меньшей мере четырех племен. Слепой жрец извещает каждое племя, когда посылать воинов, он же говорит стражам, когда возвращаться домой, и тогда другие племена присылают своих людей. Это большая честь — быть избранным для охраны усыпальницы Ошикая. Когда я в последний раз там был, караул несли Зеленые Обезьяны, а своей очереди ждали Северные Серые, Каменные Тигры и Летучие Кони.
— Сколько воинов присылает каждое племя?
— Не больше сорока.
Тучи разошлись, и проглянуло жаркое солнце. Зусаи сняла с седла соломенную шляпу и надела на себя. От пыли першило в горле, но она пересиливала желание глотнуть воды...
Весь долгий день они провели в пути.
Волнения продолжались три дня — они начались в беднейшем квартале и быстро охватили весь город. Из всех окрестных мест были вызваны войска, кавалерия расправлялась с бунтовщиками. Количество жертв росло — к концу третьего дня стало известно, что около четырехсот человек убито и еще больше ранено.
Игры были приостановлены, и атлетам советовали оставаться в своих жилищах. Близлежащие улицы охранялись солдатами. В сумерках Друсс мрачно смотрел из верхнего окна, как пламя пожирает дома западного квартала.
— Безумие какое-то, — сказал он подошедшему Зибену.
— Майон сказал мне, что они схватили того, кто стрелял из арбалета, и порубили его на куски.
— И все-таки продолжают убивать. Почему, Зибен?
— Ты сам сказал: это безумие. Безумие и алчность. Почти все они поставили деньги на Клая, и теперь им кажется, что их предали. Они сожгли дотла три игорных дома.
По улице прошел на рысях отряд кавалерии, направляясь к месту беспорядков.
— Что слышно о Клае? — спросил Друсс.
— Ничего, но Майон говорит, что у Клая много друзей среди лекарского сословия. Притом он богатый человек и может позволить себе все самое лучшее.
— Я должен был умереть. Нож летел мне прямо в глаз. Я ничего не мог поделать. Он выбросил руку с быстротой молнии, поэт. Я никогда еще не видел ничего подобного. Он остановил клинок в воздухе. — Друсс покачал головой. — До сих пор не верится. А миг спустя трусливый выстрел свалил его наземь. Он никогда больше не сможет ходить, Зибен.
