Ренье брал уроки фехтования у настоящего мастера, которого нашел для него Адобекк: вспыльчивого старика с перебитым носом. Сам старик почти не брал шпагу в руки, предпочитая стравливать двоих учеников или заставлять троих набрасываться на одного. Сам он прыгал вокруг, замечая малейшие огрехи, непрестанно бранился и делал различные жесты. Следует отдать должное учителю — такая методика преподавания давала хорошие плоды. Сейчас Ренье легко одолел бы любого своего академического товарища.
Наконец ему надоело кривляться, и он с размаху уселся в кресло напротив Тандернака. Заговорил развязно:
— Ждете?
Тандернак медленно перевел на него взгляд. Пустой, ничего не выражающий.
— А, — сказал Ренье. — Ну, ждите... А вы кто?
— Тандернак, — сказал Тандернак.
— Ну! — проговорил Ренье. — И каково это — быть Тандернаком?
— Жалоб нет, — отрезал проситель.
— В таком случае, что вы тут делаете? — удивился Ренье.
— Пришел выразить благодарность.
— Прислали бы свинью, — посоветовал Ренье, — зачем самому-то приходить?
Тандернак пожал плечами.
— Всегда вернее сделать лично, чем поручать кому-нибудь другому, — сказал он.
— Умно, — восхитился Ренье.
— Вы, надо полагать, из окружения принца, — заметил Тандернак.
— Угадали! — Ренье широко развел руками и одарил собеседника улыбкой.
— Это было нетрудно, — буркнул он. — Такой же извращенец, как ваш хозяин.
Ренье поднял три пальца, сразу став серьезным.
— Три ошибки, — пояснил он. — Принц не извращенец. Он мне не хозяин. И вообще не следовало говорить об этом.
Тандернак отозвался скучным тоном:
— Я буду думать и говорить, что захочу.
Ренье вскочил, схватил свою куклу с каминной полки и удалился, волоча игрушку за собой по полу.
* * *
Дядя Адобекк сказал племяннику вечером того же дня:
— Прямо не знаю, что и делать: я не привык быть настолько однообразным...
Ренье любовно полировал шпагу. Его ум был полон винтов, вольтов и всевозможных ку, коими он рассчитывал завтра снискать некоторое уважение у своих партнеров по фехтованию. Мысленно он вел поединок с самым коварным из всех, неким толстяком по имени Гэзилей: тот выглядел жирным и неуклюжим и ловко пользовался своей обманчивой наружностью. На самом деле Гэзилей умел стремительно передвигаться, уходя из-под удара, — он не ходил, а плавал по залу. Драться с ним было увлекательно и опасно: Гэзилей не всегда умел рассчитывать силу удара и мог случайно ранить противника.
Дядина реплика вторглась в устоявшееся течение мыслей племянника — как незваный гость на пирушку старых друзей.
Ренье поднял глаза:
— Что случилось, дядя?
— Это ты мне скажи, что случилось! — заорал вдруг ни с того ни с сего Адобекк. Его зычный голос разнесся по всему дому, узкому и высокому, как труба, и проник до кухни, где заставил стряпуху содрогнуться и выронить таз с подливой.
— Ну, — задумчиво протянул Ренье, — многое случилось. В народе болтают о том, что принц — неполноценный. Из-за этого случаются неприятности у людей, которые пытаются стать принцу ближе. Кстати — без всякого успеха.
— Возможно, эти люди попросту глупы, — сказал Адобекк совершенно спокойным тоном. Как будто не он только что кричал во всю мощь луженой глотки.
— Сомневаюсь, — откликнулся Ренье.
Адобекк выбил шпагу ударом ноги из рук племянника.
— Перестань прихорашиваться! Я пытаюсь беседовать с тобой!
Ренье встал.
— Ну, что случилось?
Адобекк покачал головой.
— В старину нахалов прибивали гвоздями к воротам.
— Ну да? — переспросил Ренье. Он поднял свою шпагу и опять уселся.
— Точно тебе говорю. Сразу после исчезновения короля Гиона. Можешь почитать об этом в книгах. В любой исторической хронике есть... Опекун мог распорядиться о том, чтобы нахального юнца вывели к воротам, привязали там к особым поперечным балкам и приколотили его уши гвоздями. Такое наказание считалось позорным -до тех пор, пока один юнец, который был посообразительнее других, не догадался превратить дырки в ушах в знак особенной доблести. И тихони, к которым не применяли никаких жестокостей, начали платить цирюльникам, чтобы те пробили им мочки ушей. Отсюда и обыкновение носить серьги. Если ты заметил, всякий золотой хлам таскают в ушах только самые отъявленные задиры, рубаки и наглецы.
— Стало быть, мне, по-вашему, пора обзавестись серьгой? — уточнил Ренье.
— Возможно, — сказал Адобекк. — Впрочем, вернусь к изначальной моей мысли. Я тобой недоволен.
— Я уже начинаю привыкать к тому, что вы мною недовольны, — заметил Ренье.
— Вот и я говорю, по твоей милости старый Адобекк превращается в зануду. Почему ты вчера не дождался приема у королевы?
— Потому что туда же притащился какой-то Тандернак.
— Не вижу связи.
— Поясняю. Тандернак — из новых дворян. Чванливый, гнусный, самовлюбленный...
— О ком ты говоришь?
— О Тандернаке.
— Кто он такой?
— Понятия не имею, но он меня взбесил. Не мог же я убить его прямо в королевском дворце?
Дядя Адобекк прикрыл глаза и некоторое время молча шевелил губами. Ренье с интересом наблюдал за ним. Юноше было очевидно, что Адобекк не ругается: занят более интересным делом. Наконец конюший поднял веки и устремил на племянника задумчивый взор.
— Я пытался представить себе, как бы это выглядело. Паркет там из дубовых пород, благородного оттенка, а стены, кажется, затянуты розовато-коричневатыми шпалерами с золотыми ромбами... Если уложить труп так, чтобы туловище находилось в тени, а пятно крови изящных очертаний — на ярком свету, прямо под окном, то выглядело бы неплохо.
— Увы, это не пришло мне в голову, — сказал Ренье.
— Ее величество хотела знать подробности глупой трактирной истории. — Адобекк почесал щеку, сморщился. — Сейчас, когда его высочество засел в архивах, ты мог бы навещать королеву почаще.
— Все равно Талиессин узнает, — сказал Ренье.
— Узнать от кого-то — совсем не то же самое, что увидеть собственными глазами, — возразил Адобекк. — Когда ты только повзрослеешь! Я не сомневаюсь в том, что принца раздражает и, возможно, унижает твоя роль; но лучше уж тебе приглядывать за ним и сообщать королеве подробности, чем кому-нибудь другому...
— Я бы хотел прекратить эти визиты, — сказал Ренье решительно.
— Кстати, зачем ты таскаешь с собой куклу? Решил окончательно превратиться в шута?
— Должен же я выводить ее в свет.
— Ладно, — решил Адобекк, — поступим так. О драке я расскажу ее величеству сам. А ты можешь издеваться над Тандернаком, сколько тебе влезет. Оттачивай мастерство, мой мальчик! Я верю в силу происхождения. Голос крови будет нашептывать тебе полезные советы.
