– А кое-кого и звать за добавкой не надо, – выступая из тени, заметил мастер Слова. В серой тунике аланиец казался тонкой монохромной тенью. Дождавшись, пока отойдет Кенри, он спросил:
– И что это было?
– Легкий яд. Паралич и сон, – почти касаясь уха, прошептала ему Нирина. – А сейчас займемся противоядием. Ведь очень подозрительно будет, если вдруг все наши спутники утром уснут так, что и пожаром не разбудишь?
Мужчина погладил рукоять клинка, с которым не расставался, и согласно кивнул.
Перед рассветом, когда солнце еще не взошло, но с нежно розовеющего у горизонта неба сошли звезды, а ветер осторожно трогал кружевную листву, Нирина выскользнула из фургона. Кутаясь в легкую, струящуюся при движении ткань, скользнула к обтрепанной, затянутой новым сизым пологом повозке. Вьющиеся волосы облаком окружали лицо, на смуглой коже играли блики масляного фонаря.
Затаив дыхание, женщина приложила руку к плотной ткани и прислушалась. Щурясь, попыталась абстрагироваться от далеких воплей запертых по клетям шакалов и музыки, доносящейся из дома управителя. Приникла ухом и только так, наконец, расслышала неровное, всхлипывающее дыхание. Все трое… на месте, спят. Тихо обходя логово пустынников, заметила безвольно свешивающуюся из-под полога тонкую мозолистую руку. Женскую. Проследив линию ладони и расслабленных, будто указующих пальцев, взглянула под колеса. Там валялся флакон темного стекла, едва заметно поблескивающий в пыли. Подобрала, приоткрыв пробку принюхалась и, скривив губы, швырнула обратно. Стекло хрустнуло под сапогом. Никого вы больше не отравите. Этой настойкой. Внутрь заглядывать не стала, только руку убрала, и поспешила к коновязи.
Когда солнце показалось из-за тонкой линии трав, врезающейся в небо, фургон был готов к отправлению. Поправив попоны на лоснящихся крупах и нервно пригладив волосы, Нирина отправилась будить Релата. Растолкав мужчину, более походящего на кокон шелковичного червя, так он закутался в одеяло, прошептала ему на ухо:
– Мы уходим. Хочу первой быть на границе…
Бывший старший каравана сонно моргнул, яростно растер лицо и выбрался из-под своего фургона.
– О? – посмотрел на алеющее небо и усмехнулся. – Умно. Кажется, поднимается ветер.
– До встречи, – Нирина встревожено проследила за взглядом Релата и невольно схватилась за плечи. Тонкая замша короткого камзола мгновенно взмокла под ладонями. За много лиг на юг воздухе клубилась желтая дымка. Не пожар, пыль.
– До встречи, шаери… – женщина резко развернулась, не дожидаясь окончания фразы, и почти бегом бросилась к ожидающим ее подопечным.
– Да что же это такое! – заскакивая на скамью и перехватывая поводья, прошипела Нирина. – Теперь буран! Не хочет вас отпускать пустыня!
И подхлестнула лошадей. Тяжеловозы легко стронулись с места.
Мастер Слова, присев рядом, пожал плечами.
– Может и такое быть. Духи Плоскогорья гневаются на нерадивых детей своих.
– Отец, – высунулся из-за полога бывший принц, – это же сказание, вовсе и не правда!
– Тиш-ше, – буркнула Нирина, выводя фургон на наружную тропу, – дознатчики.
И она безмятежно улыбнулась паре разодетых в пурпур и багрянец воинов на каркаралах, уверенно заступивших широкую дорогу. Ловко выдернув из услужливо поданной Жильвэ кипы пергаментов подорожные, протянула тому, чей плащ был украшен серебристо-черной тесьмой. Старший дозора, которому пришлось едва ли не свеситься с седла, чтобы принять свитки в руки, принялся неспешно перебирать документы, позволив горбатому скакуну прихватить край полога. Мягкие губы ловко зажевали ткань.
Нирина, привстав, щелкнула его по носу. И тут же предложила обиженному животному корку, выуженную из кармана дорожной юбки. Рилисэ, протянув руку, погладил мягкую атласную шерсть на груди второго, хозяин которого отнесся к искреннему восхищению, нарисовавшемуся на лице мужчины, весьма благосклонно. И горделиво выпрямился в седле.
– Ребенка покажите, почтенный, – попросил старший, возвращая свитки.
Мастер Слова развернулся, и вытянул из-за полога зевающего мальчишку. Тот потер лицо и вцепился в потрепанную тунику мужчины так, что вытертая ткань затрещала. Передернул плечами и еще раз зевнул. Весьма по плебейски. И слегка перекошенное и помятое со сна тонкое лицо не вызвало у стражей никаких подозрений.
– Вольной дороги, – бросил старший и освободил дорогу.
– Спокойной охоты, – махнула рукой Нирина.
И фургон выкатился на широкую, залитую розовым медом рассвета дорогу.
Усиливающийся ветер швырял в спины песок и клочья травы. Фургон поскрипывал под напором набирающей силы стихии, но среди сухого разнотравья уже поднимались башенки приграничного форта. Белый камень, разграненный резкими тенями, высокие ворота из темного, окованного железом дерева. Влево и вправо тянутся невысокие, разделяемые башенками, стены. Порой они едва достигают колена. Но в пределах видимости – стройные стелы соседних фортов, сверкающие переговорными зеркалами.
Ворота открыты. Короткий коридор выводит на широкую площадку, окруженную невысокими квадратами казарм одного из приграничных легионов. Высокий донжон узкими бойницами окон озирал заключенный в стены двор с высоты третьего этажа. Блестя амуницией, вдоль крепостных зубцов несли службу воины в темных кольчужных рубахах. Их арбалеты привычно отслеживали движения гостей.
А от центральной казармы к Нирине, спрыгнувшей вниз и поглаживающей шею своего верного тяжеловоза, спешил комендант.
Белые одежды вились на ветру, длинные свободные шаровары и кафтан скрадывали движения, и, казалось, высокий тонкий силуэт летит по серому песку мимо ряда коновязи.
– Сай шаери Вирин! Вы сегодня рано!
Караванщица склонилась в поклоне:
– Шаер нир Адлери. Со всем моим почтением, – и махнула рукой мастеру Слова и мальчишке, насторожено замершим у фургона, – Рилисэ Хедани, Рилисэ Жильвэ.
Оба продемонстрировали, что не совсем отбросили в прошлое придворные манеры.
– Мои люди, – пояснила женщина в ответ на вопросительный взгляд.
– Мое почтение, – склонил голову комендант. – Надеюсь, все бумаги в порядке.
– Разумеется, – протягивая кипу свитков, аккуратно уложенную в открытую шкатулку, – степенно ответствовала Нирина. – Когда бывало иначе?
Она приняла предложенную руку и через двор прошла в затененную пристройку, увитую светлой зеленью молодого винограда. Жестом велела следовать за собой пассажирам. Чуть передернув сведенными от напряжения плечами, Хедани твердо печатая шаги, двинулся за нею. Мальчишка нервно вздрагивал, вцепившись в рукав.
