– Ты что, издеваешься?
– Нет, Дыкон, так мне рассказал этот человек. Подожди, может быть, дальше станет понятней.
– Хм.
– Демоны были посрамлены. Они бежали, бросив доспехи, в которые потом переоделись не только король с возлюбленной, но и кочевники.
– Ты уверен, что тот человек был из Камора?
– Да, это не вызывает сомнений. Когда кочевники стали невидимыми и неосязаемыми, то решили похитить прекрасную возлюбленную короля.
– Это она тоже сказала?
– Разумеется. Потом же королю Петену надоело, что он не может ничего ни видеть, ни слышать, поэтому он решил создать могучий амулет, записать все на свитке, а свиток отдать великому Арралу.
– Вон!
– Что?
– Пшел вон! Петен умер пятьсот лет назад! Все, что ты заплатил этому 'жителю', будет вычтено из твоего жалования. Большей ерунды я не слышал! Чтобы до завтрашнего дня мне на глаза не показывался!
Наргел Мист ничего не мог понять. Он был убежден, что старик, который рассказал ему эту историю, действительно жил в Каморе. Что, конечно, являлось абсолютной правдой. Старик Роппен, который прославился переговорами с кочевниками, был единственным, кому Михаил доверил честь говорить от имени Камора. Роппен не подвел, да и не мог подвести. Он был совершенно безумен.
Не все мятежные дворяне сумели скрыться. Этому немало способствовал тот факт, что ворота Парма так и не были открыты тем утром из-за происшествия с кражей доспехов.
Аресты прокатились волной по Парму. Список Мирены ускорил дело. В конце концов количество задержанных сделало невозможным качественные допросы всех. Замок Курут был забит заключенными.
Король только что поднялся из подвального 'компьютерного' помещения. Работа там двигалась споро, поэтому он был в хорошем расположении духа. Заговор сорвался, соседние державы не могли решиться напасть из-за боязни усиления друг друга, видимых причин для беспокойства не было. Он даже не предчувствовал проблем, забыв о главном законе, что истинные неприятности появляются неожиданно.
Комен, находящийся в приемном кабинете, тоже олицетворял самодовольство.
– Твое величество, я готов полностью описать картину заговора, – начал он, – Это целиком 'местное' произведение.
Бывает, что одна-единственная фраза может запустить 'лавину' неприятных ощущений. Причем, совсем не обязательно, чтобы говорящий вкладывал в нее какой-то мрачный смысл. Комен, например, считал, что новости хороши. Но для короля это известие прозвучало как гром среди ясного неба. Михаил не ожидал услышать такое.
– Миэльс не причастен совсем? – озабоченность отразилась на его лице, он не на шутку встревожился, – Как это возможно? Тогда это покушение должно быть очень странным.
– Нет, к удивлению, не причастен. Но что странного в покушении? Во главе заговорщиков стояли трое. Далла Кентор, ишиб, который скрылся, тага Ураст, тоже ишиб, был убит при задержании, тага Варрел находится в наших руках. С этим все совершенно понятно.
– Понятно, говоришь… Кентор – это двоюродный брат главы семьи Хростов?
– Совершенно верно.
– На что они рассчитывали в случае моей смерти?
– Тага Варрел показал, что далла Кентор хотел короноваться.
Король задумался. Он прошел несколько раз взад и вперед по комнате. Затем резко остановился.
– Ты уверен в этом?
– Да, твое величество.
– Скажи, а этот Кентор в своем уме?
– Не слышал, чтобы он был сумасшедшим.
Михаил нахмурился, его лицо помрачнело. Поймав удивленный взгляд Комен, он поинтересовался:
– Не слишком ли много королей для бедного Ранига?
– Твое величество не верит показаниям таги? Он их дал в присутствии Ферена.
– Верю, Комен, верю. Но посуди сам: Миэльс все еще жив, а тут появляется новый король. Это… гм… крайне странный поступок со стороны даллы Кентора. Я бы сказал, самоубийственный. Кто он такой? Какие у него права на трон?
– Он – троюродный племянник твоего отца, короля Ортера.
– Ну и что, Комен? Это что-то значит? Я уверен, что кроме него есть масса более родовитых претендентов на трон. Разве не так?
– Есть, конечно, твое величество, – главный полицейский никак не мог понять, куда клонит собеседник.
– А еще есть живой Миэльс. Еще живы все главы четырех родов: Хростов, Бинторов, Кареттов, Раунов… Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Откровенно говоря, нет, – признался Комен.
– Я думаю, тут все просто. Кто-то очень хочет наложить руку на Раниг, пользуясь сумятицей.
– Почему твое величество сделал такие выводы?
– Во-первых, Кентору не удержаться на троне без поддержки извне в будущем. В отличие от того же Миэльса. Во-вторых, нужно быть безумцем, чтобы пытаться убить меня, не имея этой поддержки в настоящем. В-третьих, подготовка к покушению была бы невозможной, если бы поддержки не было в прошлом. Ты узнал, откуда взялся имис?
– Тага Варрел сказал, что его наняли за большие деньги.
– Наняли где?
– Неизвестно, этим занимался далла Кентор.
– Как его настоящее имя?
– Никто не знает.
– Видишь, Комен, видишь, это все очень странно. Неизвестно откуда прибывает имис, чье имя тоже никто не знает… Ты поинтересовался у арестованных, что они собирались делать потом?
– Когда, твое величество?
– Если бы их план удался, и я бы умер. Вот в следующие минуты что бы они делали?
– Они планировали бежать, пользуясь сумятицей. А потом далла Кентор…
Михаил нахмурился еще сильнее.
– Зачем же убивать меня, чтобы потом бежать? Может быть, имис и убежал бы, даже наверняка. Также, возможно, ишибы смогли бы скрыться. А остальные? У них ведь не было шансов. Они это понимали?
– Ишибы и имис обещали им помощь. Обещали отвлечь солдат…
– Нет, Комен. Акция самоубийственная.
– Но далла Кентор публично поклялся своей честью в том, что спасет их, если покушение будет удачным.
– Поклялся? Ну и что?
– Твое величество, ты пугаешь меня.
Главный полицейский был, конечно, прогрессивным и нещепетильным человеком, но даже в его голову не умещалась мысль, как можно явно нарушить клятву честью, данную прилюдно. Он считал, что допускается схитрить, как-то ее обойти, но просто пренебречь ей? Нет! Если клятва высказана столь категорично, то сделать уже ничего нельзя. Несмываемый позор лег бы на лжеца. Одно дело обещания и совсем другое – такая клятва.
Король не понимал эти нюансы. Он, в силу своего иномирного происхождения, гораздо свободнее относился к нарушенным торжественным публичным обещаниям, которые давали другие люди. Потому что слишком часто наблюдал патологических клятвопреступников, выдающих себя за президентов и премьер-министров.
