– Ники, боюсь, что у нас тебе не найдется места. Лас еще поместится, но вдвоем с тобой нам никак не влезть. Ты уж прости. Но не беспокойся, я тебя пристрою, – с этими словами она высунула свою хорошенькую головку из кареты и звонко возвестила. – Господин Клаус, будьте так добры, подвезите мою подругу! Мы никак не помещаемся!
Фабрикант согласился без особого энтузиазма. Но, видимо, желание заключить сделку было так велико, что он стерпел бы, даже если бы в его коляске собралось ехать все семейство сэра Гвидона вместе с соседями и знакомыми.
У меня невольно вырвался вздох. Если выбирать между двумя экипажами, в одном из которых угнездилась леди Рада, а в другом господин Клаус, то лучше уж я пойду пешком. Правда, тогда мне не попасть на экскурсию.
Делать нечего: я обреченно полезла в коляску к фабриканту, считая, что выбрала меньшее из двух зол – то, которое, по крайней мере, охотно молчит.
Первое время так оно и было: господин Клаус правил, а я с самым что ни на есть светским выражением лица смотрела в другую сторону, якобы увлеченная пейзажем. Но потом правила хорошего тона одержали нелегкую победу над взаимной неприязнью, и мой спутник спросил:
– Неужели вы не могли найти более простого и честного способа получить интересующую вас информацию?
– Более честным («но не более простым» – добавила я про себя) способом мне удалось узнать только то, что у наших фермеров не растет такая марь, как у катонцев.
Если он собирается меня совестить, то я не поддамся. У самого рыльце в пушку.
– И тогда вы устроили маскарад, – господин Клаус немного свысока взглянул на меня, словно укорял школьницу.
– А что мне оставалось?
– Могли бы обратиться ко мне.
Он шутит?! Или издевается?…
– Если вы не помните, то в прошлый раз мы не очень хорошо расстались…
– Но не настолько, чтобы это помешало деловому общению. Согласен, пить чай я бы к вам не пошел, но отказ от предоставления нужных сведений – это прямое нарушение контракта. Я несколько раз повторил леди Иветте, что ей не стоит рассчитывать на урожайность катонцев… Но ваша матушка стояла на своем – мне показалось, что ей просто нужны были деньги и как можно скорее, – по какой-то неведомой причине господин Клаус пустился в пространные объяснения.
Очень складно – похоже, что не обманывает. Он же должен понимать, что я могу прямо сегодня написать матери. В любом случае, это объяснение никоим образом не снимает с него подозрений в посягательстве на наши земли.
– Кстати, почему этим делом занимаетесь вы, а не кто-то из ваших братьев? – не унимался фабрикант
Я вздохнула, сознательно затягивая тяжелую паузу, чтобы он прочувствовал всю трагичность положения.
– Вы уже видели старшего из моих братьев. Познакомьтесь с остальными, и если найдете, что кто-то из них прямо сейчас способен взять в руки управление имением – сообщите мне, я буду несказанно рада.
– Просто в голове не укладывается…, – пробормотал господин Клаус. Да уж, пусть он далеко не самый приятный в мире человек, но бьюсь об заклад, что его сестрам не приходится решать проблем сложнее, чем фасон шляпки или меню на следующий день.
– Приходите к нам на чай, – усмехнулась я.
– Чтобы познакомиться с вашими братьями?
– Нет, просто хотела проверить, действительно ли вы откажетесь от предложения, как обещали.
– А если соглашусь? – отчего-то решил поиграть со мной фабрикант.
Да, такого поворота событий я не ожидала. К счастью, умения жонглировать словами мне не занимать – спасибо дворцовой практике.
– Значит, вашему слову нельзя верить, – впервые с начала разговора улыбка вышла ненатянутой.
На фабричном дворе было еще оживленней, чем в прошлый раз. На тачках, носилках, в мешках и вагонетках, налево и направо, вдоль и поперек перемещалась марь – если бы это был сон, то я бы проснулась в полном убеждении, что видела кошмар.
– Если вы меня спросите, где я нахожусь, то я отвечу, что в аду, – леди Рада не только успела вылезти из кареты раньше своих спутников, но и незаметно подкрасться ко мне. Всем бы такую прыткость в ее годы! – А вы, милочка, молодец, что занимаетесь благотворительностью.
Я даже слегка опешила от неожиданной похвалы. Может, у этой мари есть какие-то галлюциногенные свойства?
– Только надеюсь, вы не помогаете с лечением мужчин? – добавила она, утыкаясь длинным носом в надушенный платок, чтобы перебить запах мари.
Слава Богам! Никаких галлюцинаций!
– То есть вы хотите сказать, что, если больной, даже умирающий, мужчина будет просить о помощи, ему в этой помощи должно отказать? – я почему-то испытала глубокую обиду за свой форменный фартук.
– О нет, что вы! Как вам такое могло прийти в голову? Отказать умирающему! Ведь всякий настоящий мужчина и джентльмен предпочтет скорее умереть, чем стеснить подобной просьбой благородную даму! Поэтому отказывать вам не придется.
Даже любовные романы прошлого столетия менее наивны и безжалостны, чем высказывания этой дамы.
– Скорее уж наоборот, – покачала головой я.
Не знаю, до чего бы дошла наша беседа, если бы в этот момент рядом не оказалась Алисия. Она тут же вставила свою реплику, а всякая ее реплика с недавних пор имела свойство оттеснять меня в окрестности господина Клауса:
– Сабэль, до чего мы с тобой непростительно невнимательны! Леди Рада едва на ногах стоит от усталости! – обратилась она к дочке мэра. Та с энтузиазмом подхватила пожилую даму под руку, и, судя по всему, захват был настолько умелым, что последней оказалось не вырваться. Алисия тем временем настойчиво толкала меня в сторону фабриканта и приговаривала:
– Улыбайся, улыбайся. Расспрашивай про марь. Прикоснись к нему случайно – мужчины это любят.
– Чтобы их за руки хватали? – недоверчиво спросила я.
– Зачем же хватать? Ненавязчиво смахни пылинку, – с этими словами Алисия, наконец, от меня отстала. Она подошла к Ласу и сделала вид, что стряхивает что-то невидимое с его плеча. Затем мимолетная улыбка, которая, похоже, тронула даже братца.
Неееет… Она определенно держит мужчин за идиотов. Любая глупость, проделанная красавицей, может и вызывает какой-то трепет, но то же самое в исполнении обыкновенной девушки в лучшем случае будет наказано недоумением. Чем обыкновенней девушка – тем больше недоумение.
Конечно, в свое время я тоже пыталась строить глазки и перенимать женские уловки… Правда, было это, пожалуй, лет в тринадцать. В роли заезжего принца выступал, приехавший на каникулы племянник соседки. На одном чаепитии я долго бросала на него томные взгляды, пока предмет воздыхания не подошел ко мне с ласковым и печальным видом. Его глаза горели такой участливостью, такой нежностью, что у любой глупышки дрогнуло бы сердце. Он опустился передо мной на одно колено, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и с дрожью в голосе, выдававшей, как мне тогда показалось, крайнее волнение, спросил:
