Банашар подошел к ней.
Она держала острие копья из обколотого кремня, почти в кинжал длиной. Жрец увидел, что вся площадка завалена тысячами таких же наконечников.
- Брошены, хотя все целые, - пробормотал Банашар, когда к ним присоединился Скрипач. - Интересно, почему?
Капитан хмыкнул: - Никогда не понимал святилищ. Но инструменты прекрасно сделаны. Даже Имассы были бы поражены.
- Вот мои догадки. Они открыли слишком эффективную технологию. В результате убили всех животных, каких только видели. Ничего не осталось. Почему? Потому что все мы одинаково глупы, одинаково близоруки - двадцать тысяч лет назад или сейчас. Соблазн убийства подобен лихорадке. Когда они поняли, что натворили, когда начали голодать, обвинили во всем оружие. Но, - глянул Банашар на Скрипача, - мы и сейчас думаем, что эффективность - хорошая штука.
Скрипач вздохнул. - Иногда я думаю, что мы изобрели войну, когда не осталось зверей для убийства.
Отшвырнув наконечник - он разбился, ударившись о залежи себе подобных - Адъюнкт ступила вперед. Камень трещал при каждом шаге. Встав в середине, она повернулась к ним лицом.
- Это не вопрос святости. Тут нечему поклоняться, разве что факту, что прошлого не вернуть. Это зовется ностальгией. Но я не верю в невинность.
- Почему здесь? - спросил Банашар.
Ответил ему Скрипач: - Можно оборонять, Жрец.
- Демидрек? - сказала Тавора, держа руку на мече.
Он огляделся, подошел к одному из доломитовых валунов. Закрученные рисунки, бороздки, похожие на волосы. Демонические и смутно человекоподобные фигуры, лица - одни раскрытые глаза и рты с острыми зубами. Он вздохнул, оглянулся на Адъюнкта. Кивнул: - Она может... ну, не знаю... обернуться вокруг основания холма, как дракон-червь из легенд.
- Ради чего, Демидрек?
- Сохранение.
- И надолго?
"Пока не умрет". Он пожал плечами.
Он видел, что она его изучает; затем Тавора вытащила отатараловый меч.
Ржавого цвета лезвие, на взгляд Банашара, как будто сияло; он сделал шаг назад.
Рядом Скрипач выругался сквозь зубы. - Адъюнкт, он... ожил.
- И, - шепнул Банашар, - он будет призывать.
Тавора пинком расчистила клочок земли и вонзила меч. Надавила всем своим весом.
Лезвие скользнуло на половину длины легко, как в песок.
Адъюнкт отскочила, пошатнулась.
Банашар и Скрипач уже были рядом, приняв ее вес - "боги, от нее так мало осталось! Кожа да кости!" Она потеряла сознание у них на руках.
- Ну, - крякнул Скрипач, - давай ее оттащим. Ищи свободное место.
- Нет. Я сам донесу ее к лошадям.
- Хорошо. Я пойду принесу воды.
Банашар подхватил Тавору. - Скрипач...
- Да, - прорычал тот. - Словно голодный ребенок в доспехах. Когда очнется, Жрец, будем кормить.
Солдат мог бы с таким же успехом сказать "Осадим луну", будучи абсолютно убежденным, что сможет, что обрушит проклятую штуку с небес в дыму и пламени. "Так мыслят солдаты. Ну, хотя бы этот. Проклятый морпех". Банашар промолчал, шагая вслед за Скрипачом по извилистой тропе.
Командующая была уложена на холстяную попону. Банашар стащил шлем, положил голову на вытертое седло. Скрипач рядом ломал кусты, сооружая костерок.
Взяв мех с водой, жрец намочил сверток бинтов из вещмешка сапера и начал осторожно стирать пот и грязь с лица Таворы, такого простого лица. С закрытыми глазами она виделась ему девочкой - серьезной, решительной, жаждущей повзрослеть. Но лицо ее слишком сухое, слишком старое, слишком обветренное. Он убрал со лба пряди мокрых тонких волос. Глянул на Скрипача. - Это просто переутомление... Боги подлые, Скрипач!
Сапер ломал свою Колоду Драконов, ножом расщепляя карту за картой. Помедлил, глядя на жреца. - Она получит теплую пищу.
На глазах Банашара сапер кинул щепки в костер. Краска придала пламени необычные оттенки. - Не чаешь остаться в живых, верно?
- Если и выживу, к ним не прикоснусь. Хватит.
- Тебе не уйти от солдатчины, даже если захочешь.
- Неужто? Тогда наблюдай.
- Что ты будешь делать? Купишь ферму, будешь растить овощи?
- Боги, нет. Слишком много работы - никогда не понимал солдат, когда они мечтали о таком. Земля растит лишь то, что хочет. Бороться против - все равно что вести еще одну проклятую войну.
- Ладно, ладно. Сопьешься и будешь рассказывать старые были в вонючей таверне...
- Как ты тогда, в Малазе?
Улыбка Банашара была сухой. - Я как раз собирался отговаривать, капитан. Может, сейчас это звучит красиво - жить миг от мига, без цели, избавиться от всяких тягот. Но поверь мне: лучше пойти и утопиться - выйдет быстрее и проще, без жалкого угасания.
Скрипач налил воды в котелок, поставил на огонь. Начал бросать в похлебку кусочки сушеного мяса. - Не, ничего такого... бессмысленного. Думал заняться рыбалкой.
- Никогда не видел в тебе любителя морей.
- Ты что, о лодке, сетях и переметах? Вдаль по волнам, над бездонной пучиной? Нет, не такой рыбалкой, Жрец. По мне, это похоже на работу, притом опасную. Нет, я останусь на берегу. Хобби, не способ заработка.
Поглядев на истощенное лицо Таворы, Банашар вздохнул. - Всем нам нужно бы жить ради хобби. Делать лишь то, что несет радость, то, что дарит тайную награду душе.
- Мудрые слова, Жрец. Этой ночью ты просто полон сюрпризов, верно?
Банашар метнул уклончивый взор, но увидел блеск улыбки - и напряжение отпустило его. Он хмыкнул: - Я пошел в священники в поисках мудрости и только потом понял, что двигался совсем не в том направлении.
- Благочестие не таково, каким его рисуют?
- А солдатчина, Скрипач?
Мужчина не спеша сел, поигрывая острым ножом. - Был у меня раньше друг. Пытался отговорить юного паренька от солдатской жизни.
- И как, преуспел?
- Не важно, преуспел или нет. Не в том суть.
- А в чем?
- Ты не можешь столкнуть кого-то с пути, который тот выбрал. Ты можешь всего лишь показать, что есть много иных путей, но что с того? Они все равно пойдут куда хотят.
- Твоему другу нужно было запугать парня до одури. Могло сработать.
Скрипач покачал головой: - Нельзя ощутить чужой ужас, Банашар. Мы поймем ужас, только когда поглядим ему прямо в глаза.
Тавора пошевелилась, и жрец опустил взор. - Вы были в обмороке, Адъюнкт.
- Ме... меч...
- Сделано.
Она попыталась сесть. - Тогда нужно уходить.
- Мы уйдем, Адъюнкт, - сказал Скрипач. - Но сначала поедим.
Тавора оттолкнула руки Банашара и встала, пошатываясь. - Проклятый дурак - ты знаешь, кого призывает меч?
