Мы, солдаты, знаем лишь одну полновесную монету, и это - уважение. Мы ее копим, прячем, и никто не стал бы называть нас щедрыми. Мы не любим сорить деньгами. Но есть и кое-что худшее, чем бросать монеты - когда кто-то выходит и бросает их нам назад.
Мы беспокоимся. Отводим глаза. Что-то ломается в душе, мы падаем в себя. Зевакам не понять. Они думают, мы должны улыбаться, махать руками и шагать с гордым видом. Но нам ничего такого не нужно. Потому что много друзей осталось позади, на полях брани, и мы понимаем: только им по праву принадлежит уважение.
Мы могли бы сидеть на груде королевских сокровищ и ничего не замечать. Потому что иные богатства застревают в горле и душат нас".
Увидев, что Скрипач его заметил, Еж пошел рядом.
- Не надо, Скрип.
- Что не надо? Я уже...
- Не то. Ты сейчас остановишься. Построишь своих лицом к регулярам. Ты теперь капитан, все на тебя смотрят. Это монета, Скрипач. Ты должен отплатить.
Капитан долго смотрел на Ежа. - Не думал, что будет так трудно.
- А ты хотел просто убежать?
Скрипач покачал головой: - Нет. Не знал, что нужно. Не был уверен, чего они хотят.
Склонив голову набок, Еж спросил: - Ты не уверен, достойны ли они?
Капитан безмолвствовал.
Еж мотнул головой: - Мы не для такого сделаны, ты и я. Мы саперы. Когда я захожу в тупик, думаю: что сделал бы Вискиджек? Слушай, тебе нужно, чтобы регуляры устояли, дали вам время. Купили время своей кровью, своими жизнями. Что с того, если ты считаешь их никчемными? ТЫ ДОЛЖЕН РАСПЛАТИТЬСЯ!
Скрипач всё еще колебался. Еж взмахом подозвал своих Сжигателей. - Мы строимся лицом к лагерю, Скрип - а ты так и будешь стоять посреди морпехов и панцирников, мнущихся и не знающих, куда глядеть?
- Нет, - ответил Скрипач глухим голосом. - Еж... думаю... я сделал неверный шаг. Вот и всё.
- Хей, лучше поздно чем никогда.
Когда Еж двинулся к своим взводам, Скрипач окликнул: - Погоди.
- Что теперь?
- Думаю, кое-что должны увидеть все. - Скрипач шагнул, протягивая руку.
Еж поглядел на нее. - Думаешь, достаточно?
- Для начала, идиот.
Еж улыбнулся, пожимая руку.
А Скрипач заключил его в крепкие объятия.
Баделле сидела на крыше фургона, и наблюдала эту сцену на краю лагеря.
- Что случилось? - спросил сидевший рядом Седдик.
- Ранам нужно время, чтобы исцелиться, - сказала она, смотря, как двое мужчин обнимаются, и чувствуя, как повсюду исчезает напряжение.
- Они любовники?
- Они братья, - ответила она.
- Тот с рыжей бородой - ты назвала его отцом, Баделле. Почему?
- Все дело в том, что он солдат. Я много видела с тех пор, как мы их нашли. Ты не выбираешь семью, иногда в ней бывают нелады, но семью ты не выбираешь.
- Но они выбирали. Они решили стать солдатами.
- А потом встали лицом к лицу со смертью, Седдик. Это связь крови, и такой узел иногда сама смерть не разрубит."Вот почему все отдают честь". Скоро, - сказала она, - мы увидим семью, пробужденную в гневе.
- Но Мать отсылает их. Мы их еще увидим?
- Легко, Седдик. Просто закрой глаза.
***
Прыщ, еле ковыляя, пробрался к границе лагеря, чтобы видеть морпехов и панцирников. Они как раз строились лицом к регулярной пехоте. Он поискал Адъюнкта, но не увидел. Не было и кулака Блистига, "человека, который пытался меня убить.
Ничего нет опаснее человека без чувства юмора".
Когда Скрипач и Еж расцепились и пошли к своим отрядам, к Прыщу подошла Фаредан Сорт; потом справа появился Добряк.
Прыщ вздохнул. - Кулаки. Все это по вашему приказу?
- Я как раз выкрикнула приказ, когда они меня бросили и ушли сюда, - сказала Сорт. - Эти регуляры не лучше морпехов.
- Скоро мы увидим, так ли это, - заявил Добряк. - Старший сержант лейтенант Прыщ, вы оправились?
- При выходе из пустыни я получил дополнительное исцеление. Как видите, сэр, я стою на ногах и готов ко всему.
- Но вас еще не исцелили от прирожденной лени.
- Так точно, сэр.
- Согласны со мной, старший сержант лейтенант Прыщ?
- Всегда с вами согласен, сэр.
- Ох, вы двое, хватит. Нам сейчас будут отдавать честь.
Все солдаты стянулись в этот угол лагеря и стояли беспорядочной массой. В этом было что-то, показавшееся Прыщу... особенным... словно вся военная структура с ее жесткостью и любовью к мелочам перестала иметь значение. Регуляры уже не салютовали, просто стояли, напоминая толпу в доках, созерцающую отбытие флота. Капитан Скрипач вышел перед строем морпехов, повернулся к ним лицом. Поднял руку в приветствии, подержал, пока солдаты не повторили, и словно нехотя опустил.
И всё. Регуляры не ответили. Прыщ хмыкнул: - Это же "старая монета", верно?
- Да, - хриплым голосом отозвался Добряк. Он кашлянул. - Традиция рождена на сетийских равнинах, во время бесконечных свар между конными племенами. Удачные набеги завершались обменом трофейными монетами. - Он чуть помолчал, вздохнул. - Сетийские гребни - произведение искусства. Рог антилопы или быка, отполированы до блеска...
- Сэр, я чувствую очередной приступ лени. Не пора ли отдать мне приказ?
Моргнув, Добряк поглядел на Прыща. И хлопнул по плечу. - Не сегодня.
Он ушел в лагерь.
Фаредан Сорт чуть задержалась рядом. - Если бы он мог выбирать себе сына, Прыщ...
- Меня однажды уже изгоняли, Кулак. Что бы вы ни думали, я не любитель наказаний.
Она смотрела ему в глаза. - Он сказал вам "прощай".
- Я знаю, - бросил Прыщ, моргая и торопливо отворачиваясь. Когда она хотела коснуться его руки, он не дался. Оба жеста родили боль в груди, ту боль, которую он даже приветствовал. Чтобы не ощущать иной боли.
"Забыл поблагодарить Мертвяка. А сейчас поздно. И Добряк вдруг подобрел. Нечем поразвлечься".
- Идите в свой фургон, - велела Фаредан Сорт. - Я пришлю тянуть три взвода.
"Тяжелых уже нет". - Лучше четыре, Кулак.
- Я так понимаю, - ответила она, - нам не придется идти далеко.
Он невольно оглянулся. - Правда? Она объявила цель пути?
- Да.
- И?
Она тоже оглянулась. - Мы ищем подходящее место для битвы.
Прыщ немного поразмыслил. - Они знают, что мы здесь.
- Да, лейтенант. И уже идут навстречу.
Он поглядел вслед колонне морской и тяжелой пехоты. "Тогда... что делают они? Вот что значит лежать полумертвым целыми днями, а потом кормить с ложечки старину Краткорукого, ожидая хотя бы одного слова. Одного слова. Не только взгляда в потолок... не годится мужчине так заканчивать дни свои.