Драконы ночной смены (ЛП) - Аарон Рэйчел

Я ухмыльнулась.

— Ты знаешь, как я люблю восстанавливать вещи. Ты можешь быть моей картиной, покрытой грязью, которые все считали мусором, пока я тебя не выкопала, очистила и продала на аукционе за миллионы.

Отец нахмурился от такого сравнения. А потом вдруг засмеялся. Но не иронично или высокомерно, а согнувшись, с дрожащими плечами, от души. От этого вида я опешила. Отец всегда был гордым и сдержанным, вел себя как подобает дракону. Я и не думала, что он мог смеяться не как злой властелин до этого момента, что доказывало, что не только Ёну нужно было обновить взгляд на мир.

Если я хотела, чтобы он относился ко мне, как к дочери, а не камню, то и мне стоило перестать воспринимать все, что он делал, как манипуляцию дракона. Я не была питомцем, но и он не был монолитом, какой я помнила из детства. Если я хотела узнать настоящего Ёна, мне нужно было перестать агрессивно реагировать на все, что он делал, и начать замечать то, что было перед моими глазами. И сейчас я не видела ничего плохого. Да, этот хаос был его виной, но мы оба теперь хотя бы понимали, что его попытки управлять мной были неправильными. Это было большой переменой, и хоть сутки положительного общения не могли перевесить десятки лет ужасного поведения, впервые в своей взрослой жизни я ощущала, что мы снова могли помириться.

Глупо, но я всегда была оптимисткой. Верить, что папа не будет ужасным, было рискованно, но если мы сможем так продолжать, он мог стать добрым отцом, которого я бы любила, а не властным, которого я боялась.

— Думаю, у нас произошел прорыв, — я встала на ноги. — К сожалению, мне нужно работать, пока моя наставница/богиня не поймала меня на отлынивании.

— Понимаю, — отец тоже поднялся. — Тебе помочь?

Я посмотрела на него, не понимая.

— Ты про сад?

— Знаю, великие драконы обычно не опускаются до труда руками, но несколько месяцев были унизительными, — он оглядел двор. — Что мне делать?

Так я занялась прополкой сорняков с Драконом Кореи. Хоть он ворчал из-за труда, он был поразительно хорош. Пока я рылась и задевала растения, папа вытаскивал побеги сорняков с навыками фермера. Когда я пошутила над этим, он рассказал, как в тридцать лет — видимо, ребенок по стандартам драконов — он защищал свою любимую деревню смертных, живя с ними, как помощник на ферме, говоря отцу, что он практиковал удерживать облик человека для охоты. Прошлый Ён обрадовался, что его сын проявил инициативу и согласился пощадить деревню, пока тот тренируется там, и так отец «тренировался» быть фермером девяносто семь лет.

— Правда? — я уставилась на него. — Ты был фермером в Каменном веке девяносто семь лет?

— Это был не Каменный век, — сказал сухо он. — У нас были железные инструменты. Но я был фермером, и это было не так плохо. Земля тогда была чище. Плоды хорошо росли, и скот был вкусным. И я впервые в жизни был не под контролем отца.

— Не представляю, как это, — с сарказмом сказала я.

— И не можешь, — ответил серьезно Ён. — Мой отец был очень традиционным. Он обходился с детьми в старом стиле: как со слугами и солдатами. Если мы хорошо себя проявляли, он давал нам долю добычи. Если мы ослушивались, он убивал нас.

— Нас? — повторила я, уже не смеясь. — Сколько вас было?

— Сначала четырнадцать, — он продолжил полоть. — Но когда я убил отца, остались только я и Белая Змея. Я — потому что был самым старшим и сильным, а сестра — потому что была трусихой, умеющей подкупать, — он прищурился. — Нашего отца легко можно было подкупить.

— Наглый тип, — я сжала вырванные сорняки в кулаках. — Ты… скорбел по братьям и сестрам?

— Нет, — тут же ответил Ён. — Они все были гадами, которые радостно съели бы меня заживо. Если бы отец не убил их, это сделал бы я. Только так можно было бы жить в безопасности. Я был достаточно глупым, чтобы оставить Белую Змею в живых, и смотри, как все обернулось.

Я покачала головой. Конечно, отец странно воспринимал концепт семьи. Кланы драконов звучали ужасно. Но это хотя бы объясняло, почему он растерялся из-за моей реакции на его контроль. По сравнению с тем, как его растили, папа был щедрым.

— И что случилось с твоей деревней?

— После того, как я съел отца и стал Великим Ёном, я сделал ее своей крепостью, — гордо сказал он. — Наша вилла в горах стоит на месте деревни, и часть моих работников — потомки тех фермеров.

Его люди были безумно верными, и я верила его словам.

— У меня есть древние сестры или братья среди фермеров?

— Нет, — сказал он. — У моих супруг раньше были дети, но только тебя я назвал своим ребенком.

— Почему?

Он смотрел на меня, и мои щеки горели. Я не хотела так это выпалить, да и не нужно было. Он много-много раз говорил, что я была его единственным ребенком. Но, чем больше я узнавала о папе — узнавала от него, а не из историй мамы, восхваляющих Ёна — тем поразительнее это ощущалось. Ён славился своими смертными. Хотя некоторые считали это позором. Но он не скрывал, что предпочитал общество людей драконам, и потому не было ясно, почему он ждал так долго, чтобы завести своего ребенка. Он притворялся фермером почти век! Я ожидала, что у него был целый каменный дом детей за годы, но так не было, и…

— Почему? — повторила я. — Почему ты решил сделать меня?

— Потому что твоя мать хотела тебя, — просто сказал он. — И я хотел ее счастья.

Я не могла в это поверить.

— Ты сделал все это ради мамы?

— Да, — он нахмурился. — Ты должна понять. Почти век назад многие дети людей не выживали дальше пяти лет. Зачем мне рисковать, вкладывая себя во что-то, что скорее всего умрет? И детей я нахожу отвратительными.

— Вот это да.

Ён пожал плечами.

— Это правда. Но в этом веке забота о здоровье продвинулась, научились редактировать гены, и я решил, что пора рискнуть. Люди были у меня, сколько я себя помнил, включая многих ценных супруг, но у меня не было дочери. Я подумал, это будет уникальный опыт, это запомнится на поколения. Я не ожидал, что полюблю тебя.

Сорняки выпали из моих рук.

— Что?

— Знаю, — он хмуро посмотрел на сорняк, который вырывал из земли с умелой точностью. — Это было глупо, чтобы дракон привязался к такому беспомощному и нелогичному маленькому созданию. От этого было больше проблем, чем от каких-либо решений в моей жизни. От этого все еще проблемы, но я принял бы глупо это же решение, даже зная то, что я знаю сегодня.

Я не верила ушам. Нет, я верила тому, что причинила отцу проблемы, но остальное застало меня врасплох. Я всегда знала в душе, что у отца была симпатия ко мне, но я думала, что как к сокровищу. Предмету. Я не думала, что он ценил меня и нормальным образом.

— Ты меня любишь.

Предложение звучало как вопрос, и отец нахмурился.

— Конечно, люблю. Иначе зачем я так страдал бы ради тебя?

Это был хороший аргумент, но:

— Ты так не говорил раньше!

— А зачем? — буркнул он. — Я только что сказал тебе, что это было слабостью, а кому нравится показывать слабости? И я не видел смысла отмечать очевидное. Это лишнее.

Когда он так говорил, это было очевидно, но я все еще не могла говорить от шока. Все это время я думала, что отец боролся, чтобы владеть мною или наказать, потому что я не пресмыкалась, как другие люди, когда правда была куда проще. Мой папа любил меня, и он стеснялся этого.

Я видела, почему. Я была всем, что презирал дракон: слабый человек, не особо красивый, не мог дать ему ничего. Непослушный человек, чья магия всегда была разочарованием. Я была тем, что его культура говорила отрезать, но он не сделал этого. Хоть я была с изъянами и мятежом, он не переставал звать меня своей. Впервые, сколько я помнила, это не казалось плохим.

Мы долго после этого пололи в тишине. Мы закончили с грядками и переходили к однолетникам, когда доктор Ковальски подошла к нам.

— Ну? — я радостно посмотрела на нее. — Вы что-нибудь нашли?

Она покачала головой, и я расстроилась.

— Прости, Опал. Я прочла все о передаче магии, что могла найти, и они соглашаются, что нет способа перевести обычную магию в огонь дракона. Поверь, это пытались сделать. Драконы заставляли магов поискать способы усилить их искусственно с появления магии у людей, но это не сработало. Ни разу. До тебя.