замусоленном ватнике, облезлой меховой шапке, застиранных штанах, купленных, похоже, ещё во времена развитóго социализма, и в якутских унтах. Лицо у деда было загорелым, морщинистым, глаза бледно-голубые, живые и какие-то весёлые. Смотрел он на Юрия так, словно собирался его подколоть.
– Ты кто такой? – спросил Юра деда.
– Ви́тегом люди зовут, – с ухмылкой ответил дед.
Юра приоткрыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но через секунду закрыл, недолго посмотрел на странного деда недоверчиво. Наконец произнёс:
– Я знаю только одного Ви́тега – шамана из книжки Шишковчука…
– Так это я и есть, – подтвердил дед. – К Сане обратились уважаемые люди насчёт тебя, просили мне передать, что помощь тебе нужна. Саня передал. Специально в лес ко мне сходил. Ну и вот я здесь. Пришёл, глянуть, как ты тут.
– Тут – это где?
– В манде, – гоготнул Витег. – Это если коротко. А если подробнее, то застрял ты, Юрец, между мирами – между миром живых и миром мёртвых.
– Блядь… – сказал Юра и покачал головой. – Так я и думал…
– Не грусти, Юрец, – сказал тогда Витег. – На вот лучше грибок пожуй. – Витег достал из котомки сушёный гриб и протянул Юре.
– Извини, не употребляю… – отказался, было, Юра, но дед посуровел:
– Слышь, мордой не верти. Даю – бери, если не хочешь тут остаться навсегда.
Юра взял гриб и решительно зажевал.
– А чего со мной случилось-то? – спросил он у снова ставшего добродушным и весёлым шамана.
– А ты не знаешь?
– Не.
Витег хмыкнул.
– Аркадия Рогатова знаешь?
Юра усмехнулся:
– Персонаж мой. Придумал его, чтобы над попаданцами стебаться.
– Ну вот он в тебя и попал, пока ты спал. И теперь ты тут, а он там, в твоём теле, книжки от твоего имени пишет, – объяснил серьёзно Витег, и добавил туманное: – Рогатов этот – плохой зверь…
Юра долго и непечатно выругался.
– И чего хоть пишет?
– Клитор-пэ-гэ какое-то и боярышник… чего-то там, – пожал плечами шаман.
Юра снова принялся ругаться, и на этот раз ругался дольше, выдавая заковыристые словесные конструкции. Потом с матюков он перешёл сначала на какие-то непонятные ему самому слова, а после на нечленораздельные мантры, от которых, – так ему самому показалось, – местность вокруг подёрнулась рябью и на глазах проросла зелёной травой и разноцветными грибами, острые «сталагмиты» скал стали тут же обрастать ветвями и листьями, превращаясь в сказочные деревья, а небо над головой окрасилось в яркие кислотные краски всевозможных цветов и оттенков. Витег посмотрел на Юру одобрительно, достал из котомки варган и заиграл какой-то северный простой мотивчик, настойчиво повторявшийся снова и снова, как заевшая пластинка.
От музыки этой Юра ощутил вдруг сильный запах хвои. Он перестал бормотать прежде незнакомую матерную мантру, моргнул и… увидел вокруг самый настоящий, а не сказочный лес. Они с шаманом были уже не в междумирьи, а на Земле, на поросшей густой травой поляне, вокруг которой высились раскидистые сосны. Поляна имела небольшой уклон, что указывало на то, что располагалась она на сопке. Юра обернулся – отметив при этом, что совершенно не чувствует собственного тела – и перед ним до горизонта на многие километры раскинулась тайга.
– Бля-я-я… – с трудом выговорил он простое слово ставшим вдруг непослушным языком.
– Глянь-ка вон туда, – хитро сощурившись весёлыми глазами, сказал шаман и указал рукой направление.
Юра посмотрел.
Невдалеке под соснами был холмик, посреди которого виднелся бетонный прямоугольник, а в нём металлическая дверь. Дверь была закрыта, но вдруг без скрипа быстро открылась и из залитого электрическим светом проёма, вышел парень в камуфляже и с навороченной как бластер космодесантника двенадцатой «Сайгой» в мощных руках. За ним выглянула рыжая деваха с красивым бюстом, в домашнем халатике. Они поцеловались, затем деваха закрыла дверь, а парень закинул «Сайгу» за спину, прошёл к ближайшей сосне и, оросив вековой ствол, пошагал куда-то вниз под гору.
– Он тебя не видит, – пояснил Витег, – потому, что у тебя сейчас нет тела. В теле твоём сейчас живёт плохой зверь и пишет твоими руками плохие книги.
– Надо с ним скорее разобраться! – сказал Юра.
– Ты ещё не готов. Вот, – шаман достал из котомки папиросу, – покури, и тогда пойдём.
Юра не стал в этот раз строить из себя целку, взял папиросу, которая оказалась уже прикуренная, и в три тяги выдул её всю, даже не закашлявшись. Витег глянул на Юру с уважением: мол, наш человек, а потом сделал неопределённый жест рукой и перед ними открылся портал в квартиру с до боли знакомой Юрию обстановкой.
– Идём, – сказал шаман и первым шагнул сквозь дрожащее посреди поляны марево, – пришло время прогнать плохого зверя!
Пройдя через портал в свою комнату, Юра сразу увидел себя самого, сидящего в старом кресле с ноутбуком на коленях и быстро, как стенографистка с пятидесятилетним стажем, что-то печатающего. Подошёл, заглянул в экран. Там какой-то лихой хлопец с задором мочил врагов волшебным мечом, и при каждом ударе над побиваемым противником всплывали надписи: «минус десять силы», «минус пятнадцать здоровья», «минус семнадцать чего-то-там-ещё»… Ни Юру, ни Витега лже-Юра, конечно же, не видел.
– Ну, что, ты готов? – спросил шаман.
– Готов, – твёрдо сказал Юра.
– Ну, тогда поехали! – С этими словами, шаман достал из торбы маленький красный гибок и закинул его себе в рот; прожевал, проглотил, довольно крякнул по-стариковски. Потом достал папиросу, дунул сам и задул сидевшему в кресле лже-Юрию мощнейшего паровоза, от которого тот закашлялся и с удивлением переходящим в ужас стал исторгать из себя густой дым – изо рта и носа, из ушей, из глаз и, кажется, даже из задницы. Истинный же Юрий почувствовал, как разум его мутнеет, меркнет и его призрачное тело тянет как магнитом к креслу, где сидел он сам, одержимый «плохим зверем» Аркадием Рогатовым, которого он сам же и придумал.
Аркадий Рогатов проснулся в своей кровати. Один. Жены рядом не было, и Аркадий знал – где та была. У Васьки Штакета, где же ещё ей быть… За стенкой у тёщи, как всегда, орал телевизор: шла какая-то музыкальная передача с попсой. За окном было темно. Аркадий глянул на часы, что стояли рядом на тумбочке: часы показывали половину третьего.
Аркадий потянулся и сел на кровати, опустив босые ноги на холодный пол. Поскрёб поросшую щетиной щёку. Задумался. Через минуту хмыкнул, встал и пошёл в туалет, по пути долбанув со всей силы кулаком в дверь тёщиной комнаты.
– Громкость убавь! – громко рявкнул он. – Не убавишь, как посру, на обратном пути выкину телевизор нахер в окно. Второго предупреждения не будет. Я всё сказал. – И
