— И что ректор?
— Не знаю, что там достопочтенный Анло, но я сегодня отправляюсь в Аркин…Надоело все.
— Постой…
— Мне все надоело! Местные интрижки, студиозусы, бюргеры, собаки, чванливые маги — все! Преподавать, учить магии — не по мне, служить какому-нибудь тупому барону… — она нервно рассмеялась. — Разве для этого я получала свой диплом?!
— Но ведь есть другие занятия, другие маги, наконец… Зачем ты?!
— Затем! Все лучше, чем мотаться по болотам на востоке, зарастать грязью в поисках никому не нужной Черной Ямы! Можно, конечно, можно остаться тут и кропать какой-нибудь научный трактат, выйти замуж, наконец, или… — Агнесса зло посмотрела на мага. — …Или как ты, играться со своими молниями, не замечая ничего, ни-че-го вокруг! — голос волшебницы дрогнул, она вскочила и бросилась вон из комнаты.
Пальцы Фрегота на миг сжались на подлокотниках, дверь за Агнессой обиженно хлопнула — маг откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза. Тоска, усталость, боль — все вдруг навалилось на него, сил не было даже на то что бы просушить одежду. Не хотелось ни думать, ни шевелиться — зачем? Мир жил сам по себе: где-то рождались, что-то делали, умирали люди, и ровным счетом никому не было дела до скорчившегося в кресле Фрегота Готлибского мага Воздуха.
Было холодно. Бушевавший в камине огонь никак не мог справиться с насквозь промокшей одеждой, в которую безнадежно кутался усталый волшебник. Ледяная, чавкающая вода полностью захватила ноги, холод вцепился в пальцы, прошел по ступням, вгрызся в колени. Ругнувшись Фрегот, стащил один сапог, другой, снял небрежно брошенный на спинку кресла плащ, повесил его поближе к огню. Позади скрипнула дверь, волна горячего воздуха пронеслась по комнате, обхватила мага, выкачивая, испаряя влагу, миг — и одежда волшебника просохла.
— Здравствуй, Фрегот. — мягкий, довольный голос.
Застывший с одним сапогом в руке маг резко обернулся: на пороге стоял холеный, полный человек средних лет. Ухоженная русая бородка, густые, ниспадающие на расшитый жемчугом белоснежный кафтан волосы, руки, нежно поглаживающие массивный посох с рубином в навершии. Поборов удивление — что им всем сегодня от него надо? — Фрегот выдавил:
— Как дела, Элион?
— Прекрасно, прекрасно — усмехнулся вошедший. — Можешь меня поздравить, мэтр Фрегот, я защитил, наконец, диссертацию!
— Защитил? — сапог чуть не выпал из рук волшебника. — Но… Ты ведь только начал…
— Три года, друг мой, уже три года прошло. А затягивать с эти делом нельзя, сам понимаешь, место декана факультета Воздуха освободилось, так что… Нет, мешкать никак нельзя. — Элион посмотрел в окно и, немного помедлив, лениво спросил: — А что ты? Как продвигается твоя работа? Как бишь она называлась… Ах, да! «Отличие Светлого принципа действия от Темного«…или что-то в этом роде…
— Плохо продвигается, — ответил Фрегот. — Для начала надо бы определиться с определениями этих понятий.
— Ну, как же, как же. Светлый принцип-то, по крайней мере каждому аколиту, чуть ли не с первого года знаком. Я, дай Спаситель памяти, может, даже определение вспомню. Итак… — он откашлялся. — «Светлый принцип сиречь основополагающее начало в основе действия Светлой магии лежащее представляет собой сугубо и трегубо …»
— Не стоит. Я не согласен с определениями. И тем более с бытующим мнением, что Темный принцип — это перевернутый Светлый… и наоборот. Нет, все не так, но…
— Ну, как знаешь… — Элион покровительственно усмехнулся. — А так пиши, пиши. Несколько лет скуки — и все. А знаешь…
Фрегот отрешенно слушал, как новоявленный профессор и, скорее всего, в недолгом будущем декан факультета Воздуха разглагольствует о трехстворчатых пентаграммах, занимательных поворотах отката и прочей никому не нужной белиберде. Камин подбрасывал вверх брызги искр, голос Элиона сливался с трескотней поленьев, барабанным боем дождя по стеклу, а Фрегот все никак не мог понять: почему? Почему у него опять не получилось? Ведь — он точно помнил — он клялся самому себе, что обойдет, наконец, этого выскочку, говорил, что он лучше, сильнее, достойнее этого лизоблюда Элиона! Почему?! Картины прошлого мелькали перед глазами: вот он пишет название трактата, который сломает, перевернет всю систему магии, вот — работает, задыхается от книжной пыли, не спит ночами, а потом… потом все вдруг зашло в тупик. Сухие, блестящие, отработанные фразы оказались вдруг полной, несусветной чушью, как и все до этого, как и все вокруг… Тогда Фрегот впервые встретил Грозу. Огонь был чуждой стихией, но разве не от молнии поднимается вдруг из небытия пламя? Тем более, когда пищей для стихии являются тонкие, мелко исписанные листы бумаги… А еще были молнии, молнии до изнеможения и — совсем маленький — кусочек истины. Фрегот перестал ворошить пыльные, навек похороненные в книгах несколько веков назад знания: мудрецы прошлого не знали ответа. Истина была где-то здесь, и волшебник в который раз подряд выходил под дождь. Гроза дарила силу, мимолетное ощущение счастья, но не давала ответов. Только сейчас Фрегот понял, что средство в какой-то момент стало для него важнее цели, или, быть может, он просто потерял…поменял цель?
— Ты не представляешь лицо Гульдана, когда он услышал это! — запахнувшись в плащ самодовольства, расхохотался Элион. — Он просто обалдел, а сам милорд ректор сказал, что…
— Знаешь, а ведь завтра я уезжаю, — прервал собеседника Фрегот.
Какое-то мгновение профессор, словно рыба, выброшенная на сушу, беззвучно шевелил губами, затем, вновь обретя дар речи, взорвался:
— Куда?! Зачем!?
Фрегот посмотрел в окно: действительно куда? Ответ пришел мгновением позже.
— В Аркин. Говорят сейчас там довольно худо: моровое поветрие, голод, в общем, маги нужны позарез… а здесь мне больше нечего делать.
* * *
Приближались последние дни августа, когда небольшой кораблик достиг, наконец, Аркина. Слепой дождь царапал окрашенные красным закатом шпили соборов, алыми каплями падал на хмурые стены. Вблизи порта небольшой экипаж корабля засуетился, злые от непрестанного дождя матросы немного повеселели, даже капитан раскошелился на улыбку: скоро берег.
Закутавшись в плащ, Фрегот стоял на палубе и мрачно вглядывался в очертания Святого Града, который, раскинув широкие плечи, темной громадой надвигался на шхуну. Мага мучила тревога, страх перед темными стенами, бессонная ночь давили на него, заставляли вновь и вновь всматриваться в размытые очертания вечернего города.
— Скоро будем, — пробормотал судовой врач и скрылся в каюте.
