Ознакомительная версия.
Странный мир.
Эльф снова посмотрел сквозь ветки на небо. Ощутил мощь жизни пробудившихся цветочных почек. Послушал шевеление корней под асфальтом.
Чем пристальнее эльф всматривался через день — в ночь, тем сильнее ощущал беду. «Враг здесь, — шептали липы. — Витязь, бди». И Тайтингиль в самом деле ощущал на себе взгляд.
Взгляд врага.
Он вспомнил: толстые белые нити, зажатые в листе тонкого пластика. Прикасаться к ним не хотелось, эльф и так чувствовал: она — здесь. Оплетающая паутина, давящая энергетика липких тенет. Темная тварь, рожденная ранее, чем эта земля.
Сама.
Пришла сюда и уже начала плести.
И кажется, именно сейчас она смотрела на него, такого же чужака в этом мире — такая же чужая. Пусть не своими глазами, но…
Тайтингиль чувствовал. И пальцы с привычной силой сжались на рукояти двергского потайного клинка. Огляделся. Он был готов принять бой.
Но…
Он так стоял в омытом дождем пустом парке: пошитый у лучшего портного Москвы костюм, схваченный одной пуговицей пиджак, кожаные туфли, сорочка, открытая у ворота, — без галстука, сверху чуть расстегнута; ровно расчесанные золотые волосы были откинуты назад и текли по спинке пиджака под светлым плащом…
Постоял, подышал, подумал. И пошел к выходу, поигрывая тростью.
Вышел к дороге — поймать машину. Да, он понемногу осваивался с наукой московской жизни. Наукой жить в этом мире.
— О, привет! — послышался девичий голос.
Вздрогнул.
Повернулся.
— А… Алора? — вспомнил.
Имя лучницы, той, из бара, само всплыло из памяти. Она была такая же, как в их первую встречу: смуглая, гибкая, губы — вишни, глаз теперь не видно за стеклами темных очков. Жевала жвачку.
— Узнал меня? Ну, круто, — хохотнула, сдвигая темные стекла на кончик носа.
Взгляд не изменился — так же ощупывал.
— Офигенный прикид. Не играешь больше в эльфов?
— Я не играл, — сухо ответил Тайтингиль.
Опять засмеялась.
— Чего не заходишь? В бар, ну? Помнишь?
— Когда-нибудь я вернусь туда, — проговорил эльф. Ведь там, рядом с баром, было место, где сквозь асфальт горел невидимым огнем драконий камень.
— Ну, ясно, — помахала ладонью девушка. — Шмотки теперь нормальные, а как был ку-ку, так и остался… Пока!
Тайтингиль сдержанно кивнул и небрежно взмахнул узкой рукой, останавливая машину. Транспорт — вот что его по-настоящему зачаровывало здесь. Скорости, небывалые для его мира.
Сел, уже привычно пристегнулся и назвал адрес. Он запомнил, где жил его оруженосец. И позвонил, ткнув тонким сильным пальцем в строку записной книжки: Azar.
— Я иду, — сказал коротко.
Тайтингиль вышел из машины возле дома орка. Прошел охрану, даже не покосившись на суету в окошке; и второй пост — в отделанном мрамором холле. Поднялся на нужный этаж. Дверь уже открывалась навстречу витязю. Накрашенная молодая девчонка, злая, как болотный бес, собиралась впопыхах. Пупок открыт, в нем — фальшивый бриллиант, на бедрах — наспех напяленные джинсы, на груди в основном тату и пирсинг. Тайтингиль уже обучился не приветствовать таких словом «дева», но слегка поклонился, вызвав у девушки своим видом и повадкой обычную оторопь.
Котов тоже был — впопыхах; его нормальное состояние, как уже понял эльф. Видно, звонок застал-таки его врасплох; перерожденный орк был наскоро вымыт. Светлые прозрачные глаза блестели настороженно; вокруг бедер, чуть пониже рельефных уголков таза, в полтора витка — полотенце.
Эльф посмотрел без особого выражения, сунув руки в карманы плаща — привычка, прилипшая первой.
По телу орка побежали волны, мышцы заиграли.
Боком рыскнул к девушке:
— Ты иди… видишь, дела у меня. Спасибо, я позвоню. Иди.
Та, пробурчав что-то не вполне дружелюбное, слегка оделась и испарилась.
— Витязь? — Орк подоткнул край полотенца. Как бы плотнее.
Пара свечей еще горела на столе. Играла странная, словно мятая музыка. Тайтингиль огляделся: вот пища, которую он не ел, пойло, которого он не коснулся бы; размороженный лед, фрукты. Все указывало на долгое и интересное времяпрепровождение.
Эльф подошел к столу, кончиками пальцев коснулся пластмассового бока наливного яблока со следами злых девичьих зубов. Обернулся — Котов стоял к нему почти вплотную.
— Мне пришла в голову идея, — медленно начал витязь.
— Да-а? — Дыхание обожгло щеку.
— Седлай эту свою… колесницу. Отвези меня за город. В настоящий лес. К озеру. Ты же можешь. Азар. Котяра…
Эльф усмехнулся, будто чему-то своему.
— Могу. — Перерожденный орк чуть облизнулся. — Это даже не особо и идея, витязь. Странно, что тебя раньше не осенило.
Он отступил на шаг и оглядел эльфа. По всей видимости, ему нравилось то, что он видел.
— Неподходящий наряд для леса-то, Тайтингиль, — муркнул. — Это придется снять.
Эльф оглядел себя. Потом — орка, молча.
Котов покачал головой и уперся в свои бесконечные комнаты. Оттуда периодически плескало шумом и брекотом хозяйственных поисков. Пришел. Принес. Вывалил перед нолдоринцем: камуфляжные штаны, черная футболка со страшной рожей, свитер, шуршащая непромокаемая куртка. Берцы. Эльф с сомнением взял пахнущий кожей высокий шнурованный башмак. Подойдут?
Подошли. Эльф переоделся быстро, переменив все, кроме собственно трусов; даже носки под ботинки ему были выданы другие, высокие, более плотные. Котов, не глядя на эльфа, смахивал со стола остатки еды и напитков. Смахнул, явился смотреть, что получилось.
Сияние в прозрачных глазах чуть дрогнуло, зубы тронули губу.
— Эльфийский спецназ. Я… тоже схожу соберусь.
Тайтингиль хмыкнул.
Сколько они провели в дороге, Тайтингиль точно не знал.
В машине его периодически морило сном, орк вел на удивление спокойно и равновесно. Равновесность. Покой. Доверие. Нолдоринец чувствовал это впервые за долгие дни пребывания в чуждой складке Эалы.
Покой. Как тогда, в болотах: еще больно, и смерть витает где-то за ветками, над головой, клокочет под тиной; но уже не страшно, уже — нормально. Не-одиночество выводит на такие уровни, на которых можно жить.
Нужно жить.
Эльф стоял в роскошном дворце, на мозаичном полу, выложенном руками умелых двергов. Он не любил Нолдорин — такой, каким великий город у белоснежных гор и величественной реки Ноллы сделался теперь. Слишком много людей — эльфы согласились брать их в услужение; слишком много двергов, выполняющих ремесленную работу, и даже распаханных полей на месте некогда блиставших изумрудами травы лугов сделалось слишком много.
Ознакомительная версия.