– Ну, – произнес Ведун, довольный собой, – догадываешься, о чем идет речь? Надмир пожал плечами:
– Кто их поймет, заморских мудрецов. Стишки хоть и странные, но так себе, на завалинке и того лучше сочиняют
– О, духи, за что мне это наказание, – рассердился колдун, – пошто, вы шлете дар ослу.
– Кто такой осел? – поинтересовался Надмир, пропуская мимо ушей причитания Ведуна.
– Твой прямой родственник, да простят меня твои родители, к ним это не относится. Надеюсь, когда вы, два тупых животных встретитесь, признаете своё родство, – выдал рассерженный колдун.
Чтобы успокоиться Ведун принялся ходить перед учеником. Помелькав несколько тинок перед носом ученика, он вернулся на своё место.
– Надмир, – обратился колдун, – ты всегда казался мне смышленым отроком, так перестань вести себя как дурачок – переросток. Соберись, напряги то, что у тебя здесь, – постучал Ведун пальцем по лбу ученика, – в голове, то есть мозги. Или меня начнут терзать сомнения в наличии их у тебя. Давай-ка ещё разочек. Откроется знание то, Что в хаосе скрыто. Вкусившему сока древесного вкус. Вновь прочитал колдун.
– Ну, о чем это? – спросил он.
– О знаниях, – неуверенно произнес юноша. И тут же со стороны учителя послышалось рычание.
– Обо мне? – неуверенно добавил Надмир.
– Наконец-то, как говорится не мытьём, так тыканьем, – с издевкой произнес колдун.
– Но какие знания я вынес из хаоса? – спросил Надмир.
– Видишь ли, дело в том, – произнес колдун, немного подумав – знания, которые вложил в тебя прародитель леса, сами по себе не появятся. Здесь важно ещё желание и воля к их познанию. Возьми тот же рисунок. До тебя никто не смог прикоснуться к его силе, увидеть истинный лик. Что откроется в тебе, я не ведаю, но одно скажу точно, все, что привиделось, слышалось за годы, проведенные в дупле – есть самые ценные знания. Если будешь жалеть себя, то упустишь их и больше не вернешь. Ну что, отдышался?– спросил Ведун юношу, не дожидаясь ответа, продолжил. – Тогда давай ещё разочек, только осторожнее. Надмир потупив взгляд, не спешил брать протянутую книгу.
– Учитель, может на сегодня хватит, у меня и от первого раза руки трясутся, в дом войти сил не осталось. Дайте мне отойти немного, а через пару дней продолжим, – пожаловался юноша.
Ведун молча встал, собрал книги, бережно укутал их холстиной, направился к калитке. Он сделал пару шагов, остановился.
– Сейчас ты слаб, немощен. Забота близких ослабила твой дух, который помог тебе выйти из сна. Забота породила жалость к самому себе. Напоследок скажу, жалость убивает дух, а что тело без духа, так, кусок ходячего мяса. Желаешь всю жизнь таскать за собой ноги? Оставайся, и сиди на лавочке, вздыхая о несчастной своей судьбе. Но, если решишься выполнить свое предназначение, забудь о жалости, перестань замечать пинки, которые жизнь будет тебе постоянно наносить. Если нет, то скоро, поверь мне, словно бесхозная собака будешь, заглядывать в глаза родных, выпрашивать для себя сострадания. Думай, пока есть время, только помни, его остается все меньше, – колдун развернулся и ушел. Юный хранитель, едва сдерживал слезы, рвущиеся наружу.
Сзади хруст ветки, выдавал присутствие кого-то ещё. Надмир оглянулся, за спиной стоял отец.
– Ты все слышал? – спросил у него Надмир.
– Да, – коротко ответил Вен и сел рядом. Обида взяла верх над Надмиром, прорвала плотину гордости.
– Зачем он так со мной? Ведь не через озорство или прихоть возвысится, получил я свою немощь. Аль не понимает, что камнем весит она на шее, мешает вздохнуть полной грудью, тянет к мыслям недобрым, – срывающимся от обиды голосом произнес он. Вен обнял сына за плечи, слегка прижал к себе.
– Ты, сынок погодь, не спеши обвинять старика за жестокость в брошенных словах. Он пожил немало. И пока не слышал я, чтобы он словами разбрасывался обиды ради. Ты в словах его, не обиду ищи, а совет. Но в одном колдун прав, гони жалость, не помощница она тебе. Вен встал и направился в дом, вдруг резко развернулся и подошел к сыну.
– Завтра, на заре жду тебя на заднем дворе, – голос отца стал жёстче. Добродушный отец в миг превратился в хмурого сотника с дальней заставы. – Пришло время становится мужчиной.
Надмир сквозь сон почувствовал, кто-то упорно его будит. Он с трудом разлепил веки, мутным взглядом, не совсем проснувшегося человека, уставился на отца.
– Сам встанешь или водицы плеснуть? – спросил Вен.
– Что случилось? – глупо таращась, пролепетал Надмир.
– Уже забыл? Одевайся и во двор живо, – в самое ухо, чтобы не разбудить мать, сурово прошипел отец.
Сотник взял полотенце, ведро и бесшумно вышел из хаты, но тут же его голова показалась из-за стены
– Костыль возьми, один, – приказал Вен и вышел на улицу.
Надмир, туго соображая, накинул рубаху, взял костыль, поспешил на улицу. Ему с трудом удавалось передвигаться с помощью одного костыля. Хоть он и балансировал на грани падения, все же добрался до заднего двора, где его дожидался отец.
– Чтобы выжить в лесу или в битве нужно многое уметь и знать, – без предисловий начал бывший сотник. – Два важных качества ты уже пропустил – уважение и дисциплина. Ты несерьёзно отнёсся к моим словам, тем самым проявил неуважение, через это нарушил дисциплину. Ты опоздал. На заставе твое опоздание могло стоить жизни многим воинам. Чтобы до тебя лучше дошло, у ворот куча камней, перетащи их до темноты. Но это потом, после того как освободишься. Сегодня первый день твоего обучения, как воина, поэтому, я не буду сильно мучить тебя, лишь посмотрю, на что ты годишься. Вен подошел к стене, взял два длинных шеста.
– Держи, – он кинул один из них сыну, – и повторяй за мной.
Надмир неловко поймал одной рукой брошенный шест, больно ударивший его по голове. Он едва не упал на землю, когда уронил костыль.
– Не подымай, – остановил отец, когда Надмир потянулся за костылём. – Тебе понадобятся обе руки, привыкай чтобы ноги обходились без их помощи.
Надмир провел на заднем дворе пару тей, к исходу которых не чувствовал своих рук. От упражнений с шестом рябило в глазах, голова была усеяна шишками, набитыми во время занятий.
– Хватит, – наконец сжалился сотник.
В насквозь промокшей от пота рубахе сын готов был свалиться без сил. Он глотал утренний воздух широко открытым ртом, держась за шест. Перед глазами плыли разноцветные круги.
– Что, спекся? – с усмешкой произнес отец. Он стоял перед ним бодрый, лишь слегка взмокший, без тени усталости. – Это тебе не мамкины пирожки трескать.
– Ты пока не расслабляйся,– остановил он, сына, собирающегося сесть, прям на землю, – иди, воды натаскай, да обмойся. От тебя несет, как от помойной ямы.
