Ознакомительная версия.
Оболенский и Ходжа Насреддин отсыпались в дешёвом караван-сарае, среди грузчиков и погонщиков верблюдов. От пережитых волнений прошлой ночи они оба повалились как убитые, привязав Рабиновича в уголке у забора. Осёл золотаря не являлся завидным объектом для угона, и краденые деньги в его чанах находились в полной сохранности. Шехметовские вещи, завязанные в помятый халат Оболенского, использовались как общая подушка. Двух друзей теперь уже вряд ли что могло рассорить, но даже во сне Лев всё-таки поворачивался к Ходже спиной. Оно и правильно, на этот раз «домулло» явно переусердствовал с маскировкой, и хозяин караван-сарая даже поначалу вообще не хотел его пускать. Зловонный запах пришлось компенсировать тремя таньга вместо обычной одной.
…Встали уже после обеда. Их разбудил башмачник Ахмед, он принёс новую одежду для Оболенского, ибо вновь появляться на улицах в изорванном платье муфтия было рискованно. Вкратце пересказав базарные сплетни, «изготовитель качественной обуви» поспешил обратно, захватив с собой тюк с краденым добром. Пока его «явочная квартира» была ещё довольно «чистой», все порешили на время переселиться туда и «залечь на дно».
– Слушай, Ходжа, когда ты мне сказал «новая одежда», ты пошутил? Это у тебя юмор такой специфический, да?! – не переставая ворчал Лев, плетясь в хвосте у Рабиновича. На его широких плечах косо сидела грязная кожаная безрукавка, а бёдра были попросту обёрнуты дряхлой козьей шкурой. Единственно достойным предметом являлся длинный, в десять метров, пояс из грубой красной ткани, обмотавший крепенькое пузо Багдадского вора раз восемь.
– Ты – нищий грузчик, – терпеливо напоминал Насреддин, по-прежнему изображающий золотаря. – Опусти голову, согни спину и ссутуль плечи – у тебя походка визиря!
– Но я и есть потомок древнего дворянского рода! – огрызнулся Оболенский, взбивая босыми белыми ногами пыль.
– Ай, клянусь Мухаммедом, я впервые слышу о ворах-аристократах! Да не выпячивай грудь и не задирай подбородок – люди твоего сословия не должны высовываться…
– Ха, вот ты бы видел, как одевают грузчиков в престижных инофирмах, я вот… где-то видел… Но не помню: где?!
– Тогда заткнись и улыбайся с покорностью, о сын греха… – елейным полушёпотом пропел «золотарь». – Не видишь, к тебе идёт наниматель!
И вправду, к ним навстречу чинно шествовал старичок, худой, как кочерга, но, судя по одежде, человек состоятельный. Его лицо напоминало переспелую коричневую грушу, узкий лоб был изрезан морщинами, а костлявый подбородок украшен длинной профессорской бородкой. Вкупе с неприятно сверлящими глазками и жёлтым зубом, торчащим напоказ, дедуля откровенно напоминал находящегося на задании пожилого и траченного молью демона. Такие вот и шастают по азиатским базарам, предлагая доверчивым мусульманам весь мир, если только те отступятся от ислама и продадут свою бессмертную душу…
– Так вот они какие – саксаулы… – понимающе протянул Лев.
– Аксакалы! – сквозь зубы выдохнул Ходжа. – Когда же я тебя выучу самым простым понятиям?!
– Джинн – учил, дед – учил, башмачник – учил, теперь ещё и всякий ассенизатор учить будет… – скорбно буркнул наш вор и сделал ангельское лицо – потенциальный наниматель вперился в него узкими, колючими глазками.
– Ты пойдешь со мной! – Богатый старик удовлетворённо оценил рост и руки мнимого грузчика. Оболенский кинул косой взгляд на друга, тот опустил ресницы – соглашайся.
– А что, собственно, надо делать?
– То, для чего тебя предназначила природа, глупое животное…
– Не может быть… – едва не взвыл от счастья воодушевлённый Оболенский. – Поправь меня, о благословенный пророк пенсионного возраста, – мы идём в гарем?!
У старца от удивления чуть не воспарила чалма. Ходжа понял, что пора брать дело в свои руки, не дожидаясь, пока аксакал призовёт на голову оскорбителя городскую стражу.
– Не волнуйтесь, почтеннейший, этот несчастный идиот – мой младший брат. Аллах наградил его недюжинной силой, но злобный шайтан отобрал последний ум, и бедолага с детства заговаривается. Склады и сараи он называет гаремами, мешки с товаром – прекрасными пэри, меня, недостойного…
– Ах ты, пенёк, собаками помеченный! – обомлел Лев.
– Вот, слышали? – страдальчески всплеснул руками Насреддин. – Я денно и нощно молю небеса возвратить ему разум, но, увы, они безмолвствуют…
– А он не опасен?
– Что вы, уважаемый! Во всём остальном мой брат даже мухи не обидит! Да и труженик он, каких поискать… Большой, сильный, послушный! Только не слушайте его болтовню…
– Хорошо, – важно кивнул подозрительный старик, – пусть он идёт за мной. До вечера я найду ему работу в доме…
Как только «золотарь» обсудил все условия оплаты и получил за каторжный труд «младшего брата» две таньга вперёд, он напустился на Оболенского:
– Иди и трудись! А греховные помыслы о чужом гареме гони из головы в шею!
– Я не могу трудиться, это нарушение воровской этики… – хмуро отбивался «потомок дворянского рода». – И что я такого сказал? С гамадрила седобородого уже песок сыпется, а мне хоть поглядеть на этих… ваших… гурий!
– Зачем, о несносный зуд в моей пояснице?!
– Гормон пришёл… – Но, видя, что Ходжа не разделяет его страданий, Оболенский шмыгнул носом и покорился судьбе. Их ищут, а значит, действительно имеет смысл разделиться. Лавку башмачника Ахмеда на базаре он теперь и сам отыщет без труда…
На чужой гарем – штаны не разевай.
Табличка при входе.
Помню, как я звонил Маше в Москву, и она радостно поведала, что «больничного вора», видимо, скоро поймают. Доблестные работники милиции совершенно случайно получили очень важные улики… Не угадали? Да было сразу найдено все краденое! И где?! Под матрасом у безнадёжно лежащего в коме Оболенского! Медперсонал наконец-то решил поменять постельное бельё, а в результате под несчастным был найден целый склад. Разумеется, все вещи были опознаны и возвращены законным владельцам. Общественное мнение негодовало: это ж насколько надо быть законченным мерзавцем, чтобы прятать ворованное в постели обездвиженного больного, который не то что слова сказать – и глаз-то открыть не может. Теперь вся клиника с надеждой ждала поимки бесчеловечного злодея. Увы, радость была преждевременной… На какое-то время кражи действительно прекратились, но спустя недельку всё началось вновь… Повторяю, что лично я сам знаю о тех событиях исключительно понаслышке. Всё происходившее было описано мною со слов Маши Оболенской, и у меня нет причин ей не доверять. Но вернёмся к главному герою, да извинит меня его почтеннейшая супруга, и да продлят небеса годы её благоденствия… Чёрт побери, ещё десяток глав этого романа – и я даже в троллейбусе буду обращаться к кондуктору преувеличенно-вежливым слогом восточного рубай! Это всё из-за Льва… Я пытался понять, каким именно способом он намеревался опозорить эмира? Ну, не опозорить, а вообще хоть что-то ему сделать… Мне, стороннику традиционных взглядов на историю, казалось, что вход в эмирский дворец должен охраняться не хуже Московского Кремля. Сам властитель Багдада наверняка окружён не одним десятком телохранителей, а по всему зданию взад-вперёд снуют слуги, стражи, рабы и царедворцы. Готов принять обвинения в грубом скептицизме, но неужели нельзя было сочинить более правдоподобную историю, ограничившись противостоянием менее величественному противнику? Ну, не верю я, что эти двое ходили по городу, как у себя в ванной, и никто их не задерживал! И то, что они учинили с бедняжкой Селимом ибн Гаруном аль-Рашидом, тоже выглядит чрезмерно фантастичным… Сам Оболенский объяснял происходящее весьма убедительно и логично, но об этом позднее. На данный момент мы вроде бы оставили его на базаре со странным старичком. О, это оказался ещё тот старик… По этому случаю я возьму на себя смелость озаглавить эту историю, как «Сказ о Багдадском воре, страшном пустынном гуле и одной бедной, но храброй девушке»…
Ознакомительная версия.
