Леонор уже привыкла к боли, что была неотъемлемой частью ритуалов. Но в этот раз откат оказался особенно сильным. Тонкая алая струйка побежала из ноздрей по губам, к подбородку, крупные капли сорвались вниз, упали на пол. Кровь сразу почернела, обуглилась, в голове загрохотало, потом укололо, словно раскаленное шило вонзили прямо в затылок. Слезы бежали по лицу Леонор, смешиваясь с кровью, что текла уже ручьем из носа. Она рыдала, в глазах была не только ярость, но и отчаяние, боль, страх. Маркиза страшилась, что королева попросту выпьет ее до дна.
Ноздри заливала теплая липкая жидкость, на губах — солоноватый железный привкус. Леонор терпела боль, жидким огнем разливающуюся от сердца, бьющую в мозг. Сосуды в глазах полопались, золотистые волосы, прелестная высокая грудь перепачканы кровью. Маркиза дрожала как в лютый мороз, зуб не попадал на зуб.
— Помогите, Ваше Величество…, - слабым голосом прошептала Леонор из последних сил, — прошу Вас.
— Мы потребуем кровь, много крови. Не твоей, — холодно ответил властный голос внутри головы, — твоя смерть Нам не нужна. Ты еще послужишь нам, Леонор.
— Как будет угодно Вашему Величеству, — раболепно прошептала маркиза.
— Да, нам так угодно. Мы потребуем крови колдуна, — ответила королева. — И ты дашь ее нам.
— Да, Ваше Величество, — Леонор подняла взгляд, белки глаз уже красные как у альфарца, — я сделаю, как Вы желаете.
Маркиза бережно взяла карту со столика, поднесла к губам и легонько подула. По потрепанной бумаге побежали мурашки, как по коже от мороза, гладкая поверхность покрылась пупырышками, стала выпуклой. Привычный белесый дым сорвался с краев карты, завертелся вокруг маркизы, рисунок на карте становился все четче, живей. Облик королевы постепенно обретал черты лица Леонор. Рука маркизы легла на позолоченную рукоять шпаги.
— Я готова, Ваше Величество, — сказала маркиза мертвым голосом.
Холодный ветер тотчас ворвался сквозь распахнутые окна с воем и яростным ревом. Леонор медленно поднялась, зачем-то держа шпагу в готовности для удара, второй рукой намертво вцепилась в карту. Алый свет на лезвии вспыхнул, ударил по глазам шипящий, зловещий, будто над головой зашипели тысячи толстых, как сосны за окном, змеев. Шквальный ветер рванул шторы с такой силой, что ткань жалобно затрещала, сорвалась с карниза.
"Наконец-то, — вздохнула облегченно Леонор". Над головой полыхнуло, раздался оглушительный удар. Крыша охотничьего домика со страшным треском отлетела в сторону, словно великан снес ее громадною ручищей.
Ошарашенная и оглушенная Леонор упала на землю. В ушах стоит тонкий писк, перед глазами вращаются темные круги, и только странные алые огоньки блещут среди черноты, похожие на праздничные фейерверки.
Ковры и драпировки на стенах замелькали с такой скоростью, что слились в одну линию. Леонор почувствовала, как отрывается от земли, громадный вихрь вытягивает ее вверх, через развороченную крышу дома, свисающая со стены балка угрожающе нависла над головой. Леонор недостаточно быстро отклонилась, больно ударилась затылком о дерево.
В черепе прогрохотал взрыв. Леонор широко распахнула глаза, открыла и закрыла рот, жадно заглатывая воздух. Сознание едва не улетучилось, но острая боль во всем теле не давала отключиться. Леонор ухватилась покрепче за эфес шпаги, и наконец отпустила карту. На какое-то мгновение все вокруг замерло и затихло, а затем мощный вихрь рывком втянул маркизу внутрь живого рисунка.
Страшный ветер сразу утих, медленно, словно плывя воде, оброненная карта опустилась на пол. Ее поверхность вновь стала тусклой и мертвой
* * *
Бешенство и ослепляющая ярость полыхали в глазах альфарца ярче молний. Не дожидаясь пока старик подымет посох, он прыгнул, пальцы сомкнулись на рукояти раньше, чем герцог успел двинуть глазами.
Фарамонд прыгнул наперерез, но куда ему тягаться с быстрым как ветер альфарцем. Воздух прорезал грокий возглас Фарамонда:
— Дордаор! Стой! Не надо!
Но Дордаор не остановился, ниже воинской чести считал альфарец топтание на месте. Кровь в его венах бурлила, требовала смерти Бриана.
С жутким звоном встретились меч и посох, в воздух взлетел сноп желтых брызг. Дордаор, обезумев от гнева и боли, со скоростью молнии отскочил в сторону. И вовремя, не смотря на худобу, Бриан обладал недюжинной силой. Камень от удара посохом лопнул как яичная скорлупа. Герцог жутко рассмеялся, взглянул на ошарашенного Дордаора, сказал насмешливо:
— Не ожидал, малыш? Ну же, иди сюда, или кишка тонка тягаться со стариком?
Дордаор стоял на расстоянии прыжка от него, огромный и сильный, быстрый как молния, и умелый как никто другой. От его могучих ударов пала не одна сотня опасных и смелых противников. Но ни один из них не был колдуном. Все сражались сталью против стали.
— Дордаор отойди! — прорычал Фарамонд, — ты ему не противник, он колдун! Нет чести в том, чтобы драться с колдуном!
Альфарец не ответил, взглядом прожигал ненавистного герцога, представляя, как сухая голова отлетает от тощего тела и падает в костер. Как лопаются от жара мерзкие лукавые глаза, пузырится и вскипает кровь на страшных ранах.
— Ты умрешь, старик, — холодным и спокойным тоном заявил Дордаор, — ты умрешь от моего меча.
— Нет, — только и сумел выкрикнуть вслед Фарамонд, но было уже поздно, альфарец птицей взмыл в воздух.
Фарамонд застыл словно зачарованный, когда страшный удар обрушился на голову Бриана. "Неужели зарубил? — пронеслось в мозгу".
Дордаор уже видел, как лезвие меча разрубает плоть ненавистного врага, словно масло разрезает кости, рассекает мозг, как оседает на пол разрубленное тело. Но в последний момент старик куда-то исчез, на месте где он стоял, осталась лишь черная как сажа тень.
Удар оказался настолько сильным, что меч вылетел из рук Дордаора и глухо зазвенел о камень мостовой. Второй раз в жизни мастер выпускал меч из рук, и оба раза сегодня. Изумленный он застыл, кровь прилила к лицу, щеки зарделись от негодования.
Только теперь Фарамонд понял, какую уловку замыслил старый герцог, и что за рубин сиял в его короне. Древняя магия, старая как само время. Очень мало кто пользовался подобными артефактами, и понятно почему. Цена, какую платишь за могущество — слишком высока. Такого не может позволить себе даже монарх. А вот старый Бриан — может. В груди у герцога давно все умерло, плоть ослабела и иссохла, теперь лишь кровавый рубин дает ему жизнь. У Бриана попросту нет другого выбора. Чужая кровь заменяет ему его собственную. И все эти растерзанные женщины, и изрубленные нами же наемники лишь придали ему сил. Он знал что, будем убивать, и использовал агонию жертв, как подношение камню.
