Когда ее кулачки в ужасе ткнули его в грудь, он только сжал ее еще сильнее, и в его мозг хлынули ее обезумевшие от страха мысленные крики. Но теперь она была для него лишь предметом, который каким-то непостижимым образом воплотил в себе все разочарования, все мучения его жизни. Он почти не помнил, что она девственница, и поэтому, хотя вряд ли можно было сказать, что он взял ее силой, это все-таки было изнасилование, жестокое и кровавое. И ни единого разу она не вскрикнула вслух, лишь внутри своего разума, и именно эти крики в конце концов привели его в чувство. Его ужас перед тем, что он натворил, был тем сильнее, что он сам сделал это. Потому что, казалось, то был другой человек, человек, которого он собственноручно отловил бы в закоулках постоялого двора и избил бы до полусмерти. Он обнял ее, пытаясь утешить, ошеломленный ее страдальческим видом и кровью. И чем сильнее он впадал в панику, тем больше она уходила в кокон опустошенного и угрюмого спокойствия.
— Что ты со мной сделал? — в конце концов спросила она. Трогательная печать ее простодушного неведения была сорвана.
Он стер с нее кровь и закутал в одеяла, и она в конце концов забылась глухим сном.
Он не отходил от нее почти до рассвета, когда ушел бродить по улицам Сара, глядя на восходящее солнце и чувствуя себя так, как будто в темноте убили человека, который был его другом.
Она почему-то удержалась от того, чтобы рассказать остальным, что он с ней сделал, но как-то отдалилась от него. А он обнаружил, что в ее присутствии чувствует себя, как пристыженный ребенок.
В Зарар они пришли в полдень, показали пропуск и были вынуждены укрыться в мрачной таверне от шквала бешеного града. Город казался странно замершим и опустелым.
Они сидели на скамье над своим дрянным дешевеньким вином, когда в дверь вошел молодой мужчина, отряхивая с плаща градины и в цветистых, хотя и не лишенных остроумия выражениях браня непогоду. Он уселся со своим стаканом в уголке у огня, но Ральднор ощущал его спокойный, темный, Заравийский взгляд, и через некоторое время заравиец поднялся и, прихватив с собой кувшин с вином, подошел и сел рядом с ними.
— Прошу прощения за вторжение, но я вижу, что наш друг продал вам самое скверное вино в таверне. Позвольте. — С этими словами он взял со стола стакан Ральднора, выплеснул его содержимое на землю и наполнил его из своего кувшина. После этого все то же самое по очереди повторилось и со стаканами его товарищей.
— Я вынужден возразить, — подал голос пораженный Орван.
— Ну, если вынуждены, то возражайте.
— Нам нечем заплатить вам, — просто сказал Орван.
— Мне уже заплатили, причем двойную цену, — сказал незнакомец, целуя руку Аниси.
Казалось, они в один миг оказались во власти пришельца. Он оказался совершенно очаровательным человеком с неистощимым чувством юмора.
Он заплатил за их обед и сообщил им, что его зовут Зарос. Он был агентом одного ростовщика из Лин-Абиссы, по крайней мере, так он им сказал. Похоже, он откуда-то знал, что они приехали сюда не из праздного любопытства, а продать кое-какие товары, и позже Орван захватил его с собой, взглянуть на цветные ткани, резьбу и несколько покрытых глазурью горшков, которые они привезли на продажу.
— В Зараре вы ничего не продадите, — вынес свое суждение Зарос. — Надо ехать в Лин-Абиссу.
— Мы уже вели здесь торговлю.
— Разве вы не заметили, мой друг, как опустели улицы? Вижу, в Степи почти не доходят новости. Повелитель Гроз гостит у Тханна Рашека в Абиссе, и вся Зарависс отправилась туда вслед за ним поглазеть. Поэтому в Абиссе сейчас уйма покупателей. Вдобавок ко всему, мой презренный хозяин даст вам лучшую цену, если вы будете торговать через него.
— Значит, вы выглядываете здесь торговцев из Степей, — заметил Ральднор.
— Откровенно признаться, — сказал Зарос, — я приехал в Зарар навестить одну даму, с которой немного знаком, в то время как мне следовало бы выполнять утомительные и весьма прозаические поручения моего хозяина. Если вы решите заключить с ним сделку, я воспользуюсь этим, чтобы оправдать свое отсутствие. В противном случае мне останется лишь пойти с протянутой рукой. Но только не думайте, что я пытаюсь как-то повлиять на ваше решение…
— Какую цену ваш хозяин может дать нам за нашу работу?
— А какую цену вы хотели бы получить?
Орван и Рас, посовещавшись, назвали сумму. Зарос издал презрительный смешок.
— Не сомневаюсь, вы славитесь своей благотворительностью, но на что вы живете? Вы получите втрое больше, даже после того, как старый сквалыга заберет свою долю. И, подозреваю, ваш пропуск подписал какой-нибудь грязный висский мерзавец, обирающий вас до нитки — отрыжка Сара, или, хуже того, Оммоса. Подумайте, каким удовольствием будет отдать скотине всего лишь половину вашей предполагаемой выручки, оставив все, что выручите сверху, себе. Не дрейфьте. Я вам такую липовую купчую состряпаю — комар носа не подточит.
Путь в Лин-Абиссу занял два дня. Зарос ехал вместе с ними, на их повозке. В Зарар он прискакал на угольно-черном зеебе, но потом продал его, чтобы купить подарок своей «даме».
Его общество развеяло всю атмосферу сдержанности и угрюмости, охватившую их маленькую компанию. Он прямо-таки лучился легкомысленной радостью, оказавшейся на редкость заразительной. Ральднор обнаружил даже, что может общаться с Аниси безо всякой неловкости, а она, купаясь в безыскусных комплиментах Зароса, вновь начала робко улыбаться и снова превратилась в милое и простодушное дитя. Ральднор испытывал к Заросу теплую благодарность, но все-таки где-то в глубине души у него шевелился червячок встревоженной совести, понимание, которое он отказывался принять. Заравийская свобода передалась и ему. Теперь он задавался вопросом: а не было ли его место действительно здесь, в Зарависсе, среди заравийцев — его корни и все наклонности и устремления его духа и его плоти? И именно Зарос первым заговорил с ним об этом, на вторую ночь, когда они сидели у костра.
— Похоже, та часть тебя, которую ты унаследовал от своей матушки, чувствует себя здесь как дома.
Ральднор, глядя в языки пламени, сказал:
— До сих пор я не знал никакой другой жизни, кроме той, какую ведут в Долинах.
— Так и гусеница живет в коконе до тех пор, пока солнце не раскроет его. И тогда оттуда вылетает восхитительная бабочка, изумляясь и говоря себе: «Так-так, оказывается, все это время я жила в коконе!».
— Не так-то просто отбросить наследие своего отца, Зарос.
— Проще, чем ты думаешь. Равнины взращивают благородных и достойных людей. Давай отдадим им должное, но не будем кривить душой. Ты не принадлежишь к народу Равнин. Во-первых, как я вижу, ты не используешь их мысленный язык.
