Ренье встретил старшего брата широченным зевком.
— Нафехтовался? — спросил он.
— Кажется, братец, я совершил ужасную ошибку! — сказал Эмери почти в отчаянии, бросаясь на свою кровать.
Ренье сел.
— Ошибку? Ты? — От удивления он проснулся.
— Да, я, — раздраженно ответил Эмери. — Что я, не человек, по-твоему? Если я старший, то и ошибаться не могу?
— Можешь, конечно, — пробормотал Ренье не слишком убежденно. — А что ты натворил?
— Подружился с новенькими.
Ренье сразу стал серьезен.
— Вознамерился отбить у меня девушку?
— Она ведь еще не твоя, Ренье, — напомнил Эмери. — И если хочешь знать мое мнение, она не достанется ни тебе, ни мне.
— А кому?
— Не знаю. Такие девушки обычно сразу замечают человека, предназначенного им судьбой. А все остальные мужчины для них вообще как бы не существуют.
— Ну да, конечно, — без всякой убежденности согласился Ренье.
— И Фейнне такого человека пока не встретила.
— Ага.
— Я говорю серьезно! Она и этот парень, который ходит за ней, как сторожевой пес, — оба слишком проницательны. Особенно — он. Мы не сможем дурачить их достаточно долго.
— Думаешь, они догадаются?
— Не исключено.
— Как же вышло, что ты свел с ними дружбу?
— Дружбой это, конечно, называть еще рано... Все случилось из-за дурака Пиндара! Чем ты его вчера так допек?
— Да его все допекали, не я один, — оправдывался Ренье.
— Пиндар отказался фехтовать со мной, и я остался без пары, а Элизахар предложил свои услуги. Кстати, он кое-что мне потом рассказал.
— Про что?
— Про того прозрачного человека, которого вы вчера видели в «Колодце». Говоришь, при виде этого типа Элизахар перепугался до смерти?
— Чуть не бросился бежать. И удрал бы, да только у него ноги подкашивались, — подтвердил Ренье. — Я был совсем рядом и хорошо видел. Он даже позеленел от ужаса.
— В первый раз прозрачный человек настиг Элизахара на дороге сюда, в Академию.
— Почему именно его? — удивился Ренье. — Слушай, брат, кто он такой, этот Элизахар? Слишком уж много мы о нем говорим и думаем! Обычный солдафон. Охраняет молодую даму, которая впервые уехала далеко от дома. Ничего особенного...
— Может быть, в нем самом и нет ничего особенного, — согласился Эмери. — Вероятно, все дело в девушке. Но факт остается фактом: призрак разговаривал не с девушкой, а с ее телохранителем. Велел беречь госпожу.
— Ну вот, видишь! — с торжеством провозгласил Ренье. — Я же говорил, Фейнне — необычная.
— Это я говорил, — напомнил Эмери.
— Ладно, мы оба это говорили, — сдался Ренье. — Что теперь делать? У Фейнне слишком хороший слух, чтобы не понять, что нас двое.
— Будем избегать слишком близкого общения с нею, — решил Эмери.
Услыхав такое, Ренье даже подпрыгнул.
— Ничего себе! Лучше бы ты принес мне веревку и мыло, чем подобный совет!
— Другого выхода нет, — вздохнул Эмери.
Они переглянулись. Затем Ренье отвернулся и, глядя в потолок, заявил:
— В любом случае, завтра у нас танцы, и я буду заниматься в паре с нею!
Глава седьмая
ПИНДАР ОБРЕТАЕТ ДРУГА
Пиндар явился в «Колодец» раньше обычного, почти сразу после окончания второй лекции, и застал там Софену. Девушка сидела одна за длинным столом, тянула из стакана густое пиво и смотрела прямо перед собой мутными, чуть удивленными глазами, словно сама не понимала, как здесь очутилась и чем занимается. Хозяин время от времени поглядывал на нее из-за стойки: он привык заботиться о посетителях и следить за состоянием их духа.
Завидев Пиндара, Софена подняла голову.
— А что ты здесь делаешь в такую рань? — поинтересовалась она.
— Возможно, у меня есть причины, — ответил он уклончиво.
На самом деле никаких особенных причин не имелось: Пиндару хотелось побыть на «поле боя», где вчера он потерпел поражение, заново пережить неприятные ощущения и попытаться трансформировать их в поэтические. Это был его способ бороться с жизненными невзгодами.
— А, — сказала Софена, снова опуская голову.
Пиндар уселся напротив и наклонился к ней через стол.
— Хочешь, поговорим? — предложил он.
— С чего ты взял, что я захочу с тобой разговаривать? — фыркнула она.
— Возможно, захочешь, — повторил он настойчиво. И тотчас сдался: — Ладно, это я хочу поговорить. Согласна?
— На что?
— Поговорить.
Она невесело рассмеялась.
— О поэзии?
— Да. И о новенькой девушке.
— Все только и судачат, что о новенькой девушке! — взвилась Софена, разом потеряв терпение. — Что, других тем для разговора найти нельзя?
— Погоди, скоро она всем надоест. Когда в Академии впервые появились девушки, все тоже только эту новость и обсуждали...
— Ну да, — перебила Софена, — а потом всем надоело. Я всегда всем надоедаю. Всегда.
— Ты о чем? — Пиндар растерялся. Он не ожидал, что Софена вдруг проявит такую откровенность. Да еще с ним. До сих пор они практически не общались один на один.
— Да о том! — Она отвернулась, досадуя на себя.
— Софена, — мягко заговорил Пиндар, — ты совершенно не права. Никому ты не надоедала.
— Ну да, потому что никто мною и не интересовался.
— А Гальен? — спросил Пиндар.
Если бы они с Софеной и впрямь когда-либо общались по душам, Пиндару в жизни не пришло бы на ум задавать девушке подобный вопрос. Но он не знал. И спросил.
Софена вспыхнула до самых кончиков волос. Глаза ее пьяно загорелись.
— Гальен? — прошептала она. — Но ведь он меня предал!
Пиндар выглядел ошеломленным. И вместе с тем буря страстей, разрывавшая Софену на части, показалась ему настолько интересной, что молодой поэт рискнул: остался рядом с ураганом и попробовал извлечь несколько сильных, разрушительных ощущений прямо из его эпицентра.
— Гальен не похож на предателя, — заметил Пиндар. — Конечно, вы расстались... кажется...
— Послушай. — Софена улеглась щекой на столешницу и вытянула перед собой руки с беспокойно двигающимися пальцами. — Ты ведь ничего не знаешь. Гальен сказал, что будет мне братом. Он согласился. Понимаешь? Мы стали единым целым! Тогда, в полнолуние... Ты видел, какого цвета кровь в полнолуние Ассэ, когда все вокруг залито синевой? Она темно-фиолетовая...
Софена повернула руку так, чтобы обнажить запястье, и Пиндар увидел полоску шрама.
— Понял? — спросила она. — А он предал все это.
— Каким образом?
— Хочешь знать? — Ее глаза полыхнули ненавистью. — Ладно! Я потом буду очень жалеть, но сейчас... сейчас хочу сказать! Ты поэт, хоть и дрянной. Ты поймешь.
Она оскорбила его так небрежно, беззлобно, походя, что поначалу он даже не понял этого. А поняв, похолодел. Он ничего для нее не значил. Ни он, ни его стихи. Она черпала жизненные силы в бесконечном источнике боли, и этот источник был для нее всем. Все прочее существовало лишь в отдалении.
