— Па! — Аста зашевелилась, плотнее прижимаясь к спине Фрисса. — Уйдём! Тут плохо…
Её лапы мелко вздрагивали.
— Это всё призраки, — пробормотал Речник. Камешек улетел обратно в развалины, прокатился с тихим звоном по мостовой, и всё стихло. Странные травы колыхались вокруг, шелестели без ветра, потихоньку сползались на запах тёплой плоти, среди них были и зелёные, и красные, и золотые, и бурые, — но чёрной не было.
Здесь, на древнем перекрёстке, было сухо — Речник далеко ушёл от водоносных канавок — и всё, что выросло тут по весне, давно высохло. Вьющиеся лозы сбросили почти все побеги, сберегая влагу для семян, мёртвая трава шуршала под ногами, мелкие мертвяки возились в ней. Фрисс остановился, посмотрел на солнце. Ему казалось, что прошло очень много времени — ещё пол-Акена, и раскалённый диск укатится за горизонт — но солнце стояло ещё высоко. Речник прислушался — вокруг было тихо, вот только…
Он повернулся к остаткам невысокой, но толстой стены. В ней было когда-то множество арок, но сейчас вся она стала каменным крошевом, и ворота были уже ни к чему. По ту сторону рассыпавшейся ограды возвышался заросший холм, и с него доносился негромкий стук и скрежет.
Речник пригляделся к оплывшим склонам, оплетённым лозами, и вздрогнул — их очертания складывались в ступени, от подножия к вершине тянулась изрезанная трещинами, но ещё узнаваемая лестница, из зарослей выглядывали края огромных каменных чаш, кромки резных ящиков — длинных, протянувшихся вдоль ступеней от лестницы до чаши на углу…
— Мацинген! — Фрисс выдавил из себя кривую усмешку. — Повелитель трав… Смотри, Аста, тут ещё есть зелёные листья.
Когда город был жив, чаны не пустели, но сейчас в них не осталось и капли, и корни лоз и вялых папоротников, пронизавшие камень, нигде не находили влаги. Фрисс заглянул в чашу — на дне чернела засохшая ряска.
Вниз по ступеням с тихим стуком прокатился камешек. Речник вздрогнул, взялся за рукоять меча и сделал шаг вперёд. С верхней площадки, заросшей пёстрым кустарником, на него сердито смотрел южанин, замотанный в листья.
— Чего ходишь?!
Кулёк из листа прикрывал его голову, спадая на глаза, на плечах болталась кое-как скреплённая обрывками лиан накидка. Фрисс удивлённо мигнул и поднялся на следующую ступеньку.
— Откуда ты взялся? Я думал, норси боятся каменных городов.
— Сгинь! — сердито фыркнул южанин, исчезая в кустах. Из зарослей послышался скрип, скрежет, — что-то тяжёлое волокли по камням, пыхтя и вполголоса поминая тёмных богов.
— Там, внизу, столько железа и камешков — на десять городов хватит, — тихо, но отчётливо проговорил норси, на мгновение прекратив возню. — А-ай, квамзога, тяжёлая каменюка…
— Па, — Аста дотронулась пальцем до щеки Фрисса. — Не ходи. Стра-аш…
Скрежет стал громче. Речник раздвинул кусты и увидел южанина, склонившегося над обломками святилища. Тяжёлые камни, покрытые резьбой и пятнами лишайника, лежали на вершине ступенчатой башни, и под ними виднелась широкая щель в камне. Южанин, с корнем выдрав небольшой кустик, налёг на зеленоватую гранитную плиту, и она поддалась — с грохотом упала в сторону. Щель стала длиннее, показался обломанный зубец, как будто предназначенный для удержания крышки люка. Ещё один камень лежал поверх, слегка приподнятый насыпавшимися под него обломками, и норси, закусив губу от волнения, подсовывал новые камешки.
— Ты это зря, — нахмурился Речник, окинув заросший храм настороженным взглядом. Из примятых кустов выскочила стайка токатлей и бросилась вниз по лестнице, едва не налетев на Фрисса. Аста пискнула и спряталась за его плечом.
— Тут храм Мацингена, — Фрисс покосился на разбитый череп, виднеющийся среди корней. — И тут лежит много мёртвых. Оставь их в покое. И железа не найдёшь, и сам сгинешь.
Норси повернулся к Речнику и презрительно фыркнул, поправляя сползший на глаза кулёк. На запястье тихо звякнули браслеты — зелёное стекло с утопленными в нём серебряными листьями, бахрома из потрёпанных и утративших цвет перьев. Речник тихонько присвистнул.
— Тут полно добра, — буркнул южанин, перехватив его взгляд. — А там, внизу, ещё больше. Подойди да взгляни! Видишь, что в щели?
— Да что бы ни было, — пожал плечами Фрисс, не двигаясь с места. — Тут мертвяков полно, и эта башня кровью пропахла. Смотри, коатеки увидят, что ты цацки надел, костей не соберёшь.
— А-ай, квамзога… — поморщился норси и подсунул под камень мотыгу. Плита заскрежетала, нехотя приподнимаясь. Южанин сильнее налёг на рычаг, ухватился второй рукой за край камня.
— Пальцы! — Фрисс, нахмурившись, шагнул вперёд. Мотыга треснула, обломок просвистел над плечом Речника и упал в заросли, южанин с размаху сел на камни, подвывая сквозь стиснутые зубы.
— Бездна! — Фрисс бросил взгляд на упавшую плиту, на ноги кладоискателя — не придавило ли? Крови нигде не было, и камень лежал хоть на полпальца, но всё же поодаль. «Хранил Аойген остолопа…» — Речник покачал головой и шагнул к стонущему южанину.
— Расшибся? Встать попробуй, я придержу, — он протянул норцу руку. Тот неожиданно крепко сцапал его за запястье, второй ладонью до боли стиснул пальцы — и, вытаращив глаза, шарахнулся в сторону. Его ладонь дымилась. Фрисс потряс пальцами — ему померещилось, что он потрогал ледышку — и едва успел сжать онемевшую руку в кулак и выхватить меч.
Лиственные лохмотья всё ещё болтались на теле южанина, вот только кожи на нём не осталось — череп вместо лица, костяшки вместо пальцев, зелёные браслеты на почерневших костях. Сквозь рваный лист сочились пряди серого тумана, рёбра просвечивали под накидкой, и что-то зелёное мерцало между ними.
— Умран! — Фрисс сам не понял, зачем ему понадобилось это кричать. Нежить молча прыгнула вперёд, растопырив пальцы. Речник и охнуть не успел, как длинные тонкие когти впились в плечо, насквозь проткнув доспех. Он рубанул по руке — кости заскрежетали, вторая ладонь умрана прошла на волос от горла Речника. Нежить схватилась за клинок, и тут уже затрещали кости Фрисса — лезвие медленно, но верно тянулось к его плечу. Вывернутые пальцы захрустели. Речник ударил кулаком в костлявую грудь — умран, щелкнув зубами, ослабил хватку, меч зазвенел по камням, подбирать было некогда. Второй клинок проткнул лиственную накидку, прошёл меж рёбер нежити, лязгнул по хребту — и когтистая лапа сомкнулась на предплечье Речника. Брызнула кровь, холод хлынул вверх от локтя, рука онемела. Фрисс ударил ещё раз — в грудину, туда, где под костями светился клубящийся туман. Умран, обожжённый серебром, дёрнулся всем телом, взмахнул рукой, и Речник зашипел от боли и досады. Его кулак, пойманный в костяную ладонь, ещё тянулся к груди мертвяка — но умран, как ни жгло его серебро, медленно отстранял от себя руки живого и теснил его к краю площадки. Фрисс рванулся, слыша треск костей, его рука дотянулась до драной накидки, вдавливая и её, и кулак умрана в серый туман. Рёбра мертвяка хрустнули.
