И проявить подобную твоей наивность, Дзеринг? – с любопытством уточнил насмешник. – Я вот не могу. Ты, должно быть, забыл, но я человек подневольный. Служу интересам Великого Дракона Триградья. И потому вынужден в военное время проявлять военную же строгость. Разумеешь?
М-неее неее...
Губа, – резким деловым голосом позвал Крейган. – Дзеринг Винц военный преступник. Обвиняется в разложении дисциплины азартными играми, в укрывательстве врага, в мошенничестве и, – сделав паузу, Крейган закончил исполненным ядовитой насмешки голом. – И шулерстве. Все эти деяния заслуживают смертной казни в назидание прочим.
Шулер Дзеринг завопил не своим голосом, срываясь на отчаянные рыдания. Он пытался доказать, что не виновен, что его оговорили, что все случившееся глупая ошибка. Но предводитель не слушал. Он думал, глядя на равнодушно блестящие с пола монеты. А исполнительный Губа ждал.
Но, – повысив голос Крейган, заставил шулера заткнуться. – В виду былых заслуг наказание можно уменьшить. Скажем, как тебе такой выбор – отрубание рук или выплата некоей денежной компенсации за свои прегрешения. В размере одной тысячи царских гривен или денег другой страны в таком вот эквиваленте.
Шоглшен! Шоглашен!!! – дикую радость шулера совершенно не омрачила сказочная сумма «компенсации».
Вот и хорошо. Губа, проведи сударя и его друга. И обсудите условия выплаты.
Воины легко вынесли висящего мешком игрока в потайную дверку. Следом удалился Губа, тычками подгоняя смотрящего в пол охранника шулера.
Крейган огляделся по сторонам и сладко потянувшись, заверил оставшихся:
А с вами, друзья мои, разговор выйдет несколько иной. На улицу их.
Мирослава грубо вздернули на ноги, едва не вывихнув при этом рук, и потащили через общую залу. Сидящее там многолюдство молчало. За прошедшее время никто не посмел даже пикнуть – причиной тому были два десятка воинов Крейгана удачно расположившихся с арбалетами вдоль стен. На выходе, горделиво подбоченившись стоял коротышка в черном плаще. Маг. Наверное, благодаря волшебнику воинам не пришлось выбивать двери – те упали сами, лишая Мирослава с товарищами всякой возможности скрыться или хотя бы подготовится к бою.
«А я-то думал, как это они так легко подобрались к нам. Без шумов вскриков и паники, – запоздало подумал угрюмо водящий взглядом по отрешенным лицам Мирослав. – Попробуй тут вскрикни или вскочи. Мигом жизни лишат...»
Позади неуклюже бухал курчавый с заткнутым половой тряпкой ртом. На улице стоял разреженный туман, подсвеченный с высоты саженых шестов масляными фонарями.
В тумане угадывались очертания людей. Многих людей, держащих выход из таверны под прицелом.
У меня нет времени вас к чему-то принуждать, – Крейган, оказался высоким тощим мужчиной с благородной сединой в густых волосах и тонким треугольным лицом. Доспехов он не носил, предпочитая щегольской кафтан с подбитыми ватой грудью и плечами. – Нет желания и убеждать. Я утратил красноречие, а вместе с ним теряю терпение. Кто из вас двоих скажет мне донесение?
По его знаку у курчавого вырвали кляп изо рта. Мирослав гордо молчал, чувствуя, как слабеют колени, под пронзительным взглядом Крейгана.
Неподалеку в тумане заржала лошадь, тут же поддержанная несколькими солидарными товарками. В воздухе пахло дождем. Воины в черных доспехах были недвижимы. Крейган ждал.
«Я готов... готов терпеть, если потребуется пытки. Они все равно убьют – лучше уж промолчу. Выдержу и унесу с собой. В могилу».
Итак, у вас нет желания говорить, – с какой-то непонятной усталостью констатировал Крейган. – Тогда поступим так. Сейчас тебя кривоносый и тебя ясноглазый разведут в разные стороны. Везти вас никуда не станем – больно утомительно. Пытать тоже – долго это. Я даю вам полчаса. Кто первый скажет тот, – он пожевал губами, – тот будет совершенно свободен. Не чиня преград, я отпущу его на все четыре стороны. Клянусь перчатками Великого Дракона! Время пошло.
Конвоиры последнюю фразу приняли на свой счет, и повели пленников в разные стороны. Мирославу выпало идти к овину, топча куриный помет.
Выдержу. Из принципа».
Они сделали шагов пятнадцать, когда курчавый не выдержал.
Стойте! – услышал, вздрогнул Мирослав. – Погодите!
Да, – любезно откликнулся Крейган. – Ребята подождите. У нас наметился победитель! Говори.
«Нет. Молчи. Молчи». Мирослав в отчаянии закусил губу до крови, даже не решаясь оглянуться.
Я сказал бы с удовольствием, господин. Если бы знал. Но я всего лишь сопровождающий... – жалким голосом залебезил курчавый. – Он гонец. Мирослав. Я не знаю донесения.
Вот как. Неожиданный ответ. Получается, мой кривоносый друг, что ты не можешь считаться претендентом на победу. Даже более того. У тебя нет никакой возможности уйти отсюда живым, и ты мне совершенно больше не нужен, – сделал неутешительный вывод Крейган. – Ребята. Повесьте этого сукина сына на фонаре.
Нет! Не надо! Я же не знаю! Я, правда, не знаю! – визжал, отчаянно вырываясь курчавый.
Главному кандидату на победу было бы полезно увидеть сие маленькое действо, пока его время идет, – предложил Крейган. Мирослава поставили на колени и заставили смотреть.
Процедура повешения оказалась куда более короткой, чем ожидалось. Курчавого повесили на взятой у хозяина корчмы веревке, предварительно усадив на подведенного коня. Животное хлестнули по крупу, и беспомощная фигурка задергала раскачивающимися в воздухе ногами.
Рот курчавого предварительно заткнули и потому предсмертных хрипов слышно не было.
Шутки кончились, Мирослав, – кривя губы, пояснил Крейган, указывая на жутко покачивающееся тело. – К твоему несчастью во дворе есть еще один столб и у меня на редкость паскудное настроение. Я сегодня потерял пятьдесят человек. Пятьдесят славных парней, которые были мне намного дороже одного лишь тебя. Чтобы не воображали себе крестьяне война идет. И мне совершенно не нравится война, в которой я участвую. Не люблю только защищаться и прятаться. Буду только рад найти ниточку способную дать возможность мне развернуться во всю ширь. Рвать ваших щенков, и заливать кровью поля. Я советую трижды подумать до того мгновения, пока ты захочешь открыть рот. А времени у тебя уже и нет почти. Думай, Мирослав.
Гонец, не выдержав, отвел взгляд от яростных глаз Крейгана. Сглотнул ком.
Должен выдержать. Ни слова. Лучше смерть».
Мирослав неожиданно для себя разглядел темное пятно, медленно расплывающееся на штанах висельника. Безобразно-жалкую гримасу лица.
Я все скажу...
Ирдэн, – тихо позвали сзади. Коротышка поддернул гайтан на плаще и нехотя обернулся.
Холодно, – буркнул он, кутаясь в теплую материю. – Зачем ты меня сюда притащил, Крейган? Что такого важного несли эти гонцы?
Кое-что. Неожиданное, – мрачно ответил Крейган. Он подошел, дергано выкидывая вперед ноги и походкой напоминая цаплю. – Чутьё меня не подвело. Уж не знаю, о чем думает Великий Дракон, но... вряд ли он знает. А должен узнать, пока не поздно.
Все так страшно?
Мимо прошли, неразборчиво споря двое солдат, ведя под уздцы коней.
Именно. И нам наверняка придется лично марать об это руки. А я даже не уверен, что у нас есть шанс. Думаю, следует послать двух Воронов. Война, которую мы ждали уже на пороге. Она смотрит гноящимися предательством глазами.
«Университетское образование, – затосковал Ирдэн. – Балбарашские школы так просто не проходят для риторики».
Лев, – невидяще глядя перед собой, пробормотал Крейган. На его треугольном лице блуждала ухмылка, походящая скорее на спазм мышц. – Он, пожалуй, может. Помочь.
Огонь жадно жрал деревянные перекрытия, охватывая все большее пространство и начиная, как мне показалось, плавить сам камень. В отдалении мерно раскатывались похожие на удары молота о наковальню звуки боя. Это добивали последних защитников крепости.
С шумом обвалилась арка входа – неудачное попадание из катапульты проделало брешь в стене над входом, присыпая, десятка три человек обломками. С высоты птичьего полета было отлично видно, как осаждающие одним махом преодолели ров и, пробравшись сквозь обвалившиеся участки стены, навязали бой, осыпавшим их градом стрел защитникам. Катапульты работали, не переставая, круша уже не стену, а помещения во дворе – с бьющим по ушам звуком ломая крыши, выгрызая куски кладки, оставляя черные борозды во дворе замка. Зажигательная смесь в сосудах с «огнем эрца» во всю пылала в моём владении. В небо поднимались едкие черные дымы.
