Я покачал головой.
— Не было у нас страховки. В самом начале отец не видел смысла страховать непроверенное дело, а после просто не оказалось свободных средств. Собирались страховать предприятие ближе к концу года… А еще у меня в машине, точнее, в машине Матильды Карловны, под водительским сидением спрятана большая сумма денег. Я снял со счета все сбережения, чтобы помочь семье выплыть. Так что, уж простите меня великодушно, но я действительно много потерял и оказался на мели из-за случившегося. Так зачем мне было самому себе копать яму?
Тайный советник не ответил — положил докуренную наполовину сигарету в пепельницу, что больше напоминала ежа — настолько она была набита окурками. Затем сделал пару глубоких вдохов и без предупреждения схватил меня за руку.
Он вторгся в мой разум с такой силой, что я от неожиданности дернулся и зашипел. Природная защита сопротивлялась, и я никак не мог на нее повлиять — то была особенность моей силы, силы Рода. А Род очень не приветствовал чужеродное вмешательство в мою голову.
Кое-как уговорив силу успокоиться, я немного помог Корфу пробиться сквозь заградительные слои, и скрючился на стуле, уперевшись лбом в столешницу.
Больно. Почему, блин, всегда так больно? Мог уже привыкнуть за пару лет, а все никак не получалось. Каждый раз как в первый.
Корф проломился сквозь все преграды, словно работал тараном — он редко действовал настолько грубо, и я не понимал, почему сейчас он решил меня не щадить.
— Пожалуйста… Полегче, — попросил я сквозь стиснутые зубы.
— Терпи.
Расслабиться. Расслабиться и получать удовольствие — так говорят? Ну да, только удовольствием здесь и не пахло. Перед глазами проносились все случаи, когда ко мне так же грубо вламывались, и каждый раз меня трясло от спазмов.
Тайный советник медлил. Не знаю, сколько времени прошло — минута или час, но мне это ментальное сканирование казалось одной бесконечной мукой. Я чувствовал, как Корф блуждал по информационным слоям, залезал во все закоулки памяти и порой вытаскивал на поверхность воспоминания, которые никак не были связаны со случившимся.
— Зачем вам чаепитие? — прорычал я.
— Готовлю сравнительную базу, — ответил шеф. — Тебя что, этому еще не учили?
— Так я всего второй курс закончил… Это на третьем дают. И то уже на кафедре…
Корф что-то проворчал под нос и принялся снова лазить по моим воспоминаниям за последние двое суток. Я почти потерля связь с реальностью и уже толком не соображал. Просто уперся лбом в стол, стараясь не препятствовать, не сопротивляться и надеялся, что это поможет поскорее закончить экзекуцию.
Наконец тайный советник отпустил мою руку. Голова резко стала легкой и пустой, но от слабости я даже не смог выпрямиться.
— Ну-ну, — уже куда приветливее проговорил начальник. — Я закончил. Хватит стенать. Чай, уже не впервые подвергаешься считыванию.
С невероятным трудом я поднял голову и почувствовал, как из носа что-то капнуло на губу. Облизал — кровь. Проклятье. Сильно он меня приложил.
Корф достал из кармана носовой платок и протянул мне.
— На, вытрись. Чаю хочешь?
— Кофе. И закурить.
— Хреновые привычки нашего брата ты перенимаешь, — отозвался шеф, но не препятствовал, когда я стащил у него сигарету. Руки не слушались, и я даже не с первого раза смог высечь маленькую “Жар-птицу”.
Сварив две чашки, Пистолетыч поставил одну передо мной, а вторую тут же осушил наполовину.
— Значит, так, Михаил, — сказал он, устроившись в кресле, — воспоминания настоящие. Я проверил все. Ни единого шва. Никаких замен не было, и это хорошие новости. Ты не лжешь.
— А если меня взяли под контроль? — тихо спросил я, дико страшась этой мысли. — Если кто-то смог пролезть мне в голову и заложить программу действия? Такое ведь теоретически возможно…
— Нет, — решительно возразил шеф. — Подобное было бы заметно — слишком мало времени прошло, и следы такого вмешательства все равно остались бы, даже запрограммируй тебя сам император. Да и, будем откровенны, у тебя настолько хорошие природные защиты и другие механизмы, что к тебе незаметно не подлезешь. Даже случись это во сне, твоя родовая сила вскинулась бы так, что весь господский дом стал бы ходуном ходить. Нет, Михаил, исключено.
Я сделал несколько глотков обжигающего и дико крепкого кофе, затянулся и едва не свалился со стула — не знаю, что за дрянь курил Корф, но капля этого никотина могла свалить табун.
— Выходит, вы убедились в моей невиновности?
— Почти. Но для ясности задам пару вопросов. Первый — как на полигоне оказалась брошь твоего рода?
Я пожал плечами.
— Так у нас их много. Члены семьи и слуги, которые с нами долго, носят гербовые броши из драгоценных металлов. У Кивернитии и Патриарха они из золота с драгоценными камнями. У нас с Ольгой попроще — серебро с позолотой. Доверенные слуги тоже носят серебряные с позолотой, но там камни попроще. А остальным работникам выдают внешне идентичные, но из материалов подешевле и со стекляшками. Не можем мы всем подряд даровать серебро с камнями.
— Значит, у вас есть запас для слуг?
— Верно. Униформу и ливреи для всех мы не шьем — люди носят что хотят, — пояснил я. — Так что броши — это знак принадлежности к нашим делам. Но работники, особенно те, кто трудится на хозяйстве в доме, нередко их теряют. Поэтому у нас есть запас. А уж выкрали брошь или просто подобрали с земли, этого я уточнить не могу.
Корф задумчиво кивнул.
— Но поскольку материалы используются разные, можно понять, какому сословию или члену семьи принадлежала конкретно эта, — он ткнул на фотографию.
— Именно.
— Что ж. А у тебя запасная есть?
— Отец мне голову открутит, если я ее потеряю, — сказал я и продемонстрировал хитрый замок. — У нас крепление такое, что придется повозиться, чтобы ее отсоединить. Нет, у меня замены нет и я свою точно не терял, как видите.
Тайный советник позволил себе даже не улыбку, а некую ее тень.
— В таком случае у меня есть основания верить, что тебя и правда не было на Всеволожском полигоне в момент инцидента. Но брошь мы все равно проверим.
— Разумеется.
— Однако тот, кто попытался убедить окружающих в том, что произошедшее — дело твоих рук, явно преследовал определенную цель. Остается понять, чего именно он хотел добиться.
Я пожал плечами и потушил недокуренную сигарету.
— Все очевидно. Главная цель — разрушить репутацию моей семьи. Кому-то явно очень не нравится, что род Соколовых начал потихоньку поднимать голову. Не нравится настолько, что от распространения неприятных слухов этот некто перешел к действиям. А у моей семьи сейчас две сильные перспективы: наше рыбное дело и я. Наш недоброжелатель попытался устранить обе проблемы одним махом. Убил нашу рыбу и пошатнул дело, да еще и подставил меня, чтобы вместо работы над восстановлением хозяйства я получил путевку в камеру Трубецкого бастиона. Бьют метко, должен сказать.
Корф залпом допил остатки кофе.
— Что ж, в таком случае давай дадим твоему недругу то, чего он так хочет.
Я удивленно моргнул.
— Вы что, действительно хотите посадить меня в камеру?
— Ненадолго. На пару-тройку дней, пока будем улаживать формальности. Пока получим результаты экспертизы броши, пока криминалисты дадут заключение по примененной на полигоне Благодати… Физическую свободу ограничим, но оставим тебе возможность связываться с родней. Сможешь контролировать процессы.
— И вы надеетесь, что, получив свое, этот таинственный недруг объявится?
— Вот и увидим. Посмотрим, какой следующий удар он нанесет. Есть предположения, что это может быть?
— Да откуда же мне знать? — вспылил я. — Дом наш взорвет? Дуб родовой срубит? Попытается устранить нас физически или нападет на семью, пока меня нет рядом, чтобы их защитить? Да что угодно, ваше превосходительство!
Корф криво улыбнулся своим мыслям, но со мной размышлениями не поделился. Зато придвинул ко мне старый дисковый телефон.
