остаться под земля! Дурак! Большой и сильный дурак!
Она толкала его руками в грудь. Под этим натиском он был вынужден шаг за шагом ошалело отступать, пока не оказался в следующей комнате возле огромной кровати.
— Чего ты орешь? — спросил Сингур на шианском, полагая, что ей будет проще говорить с ним на родном языке и так она, возможно, успокоится быстрее. Зелёное мерцание вокруг нее наливалось густотой, становилось плотнее и пылало всё яростнее.
Однако девка продолжила сыпать словами на ломаном дальянском:
— Небо тебя ко мне привести! А ты ему не верить!!! Сказать: я колдовать! Дурак!!! Хватать за горло, когда есть грудь!
С этими словами она пихнула его на кровать, и Сингур упал, купаясь в яростном изумрудном пламени, которое расходилось от неё волнами.
Шлюха в несколько резких витков сдёрнула с себя покрывало. Потом одним движением рванула застежку платья, сбросила его к ногам и прошипела:
— Я твой путь к небо! Я!
Она запрыгнула на мужчину и стала яростно бороться с поясом его штанов. Сингур поспешно ей помогал, стягивая через голову рубаху. Кровь закипала, неслась по жилам горячим потоком, а тело всё острее и острее ощущало прикосновения. Зелёный вихрь закрутил, утягивая в изумрудную бездну.
Жаркие, как пекло Драговой бездны, эбонитовые бёдра раскрылись навстречу, и женщина, чьё имя не сохранилось у Сингура в памяти, протяжно застонала….
Его руки на её талии казались слишком белыми. Зелёные глаза на чёрном лице — слишком яркими. И всё вокруг словно было ненастоящим. Сингур краем сознания понял, что, похоже, фимиам сделал своё дело: он умирает. Говорили, будто смерть от фимиама — плохая смерть, тебя обступают видения, путают рассудок и в конечном итоге сводят с ума. Но если всё происходит вот так, то он, пожалуй, зря опасался. К нему смерть пришла в образе неистовой чёрной тени, в мерцании изумрудов и ревущем огне. Она принесла не ужас, а наслаждение.
Чёрные бедра лоснились и казались антрацитовыми. Он гладил их руками, ощущая под пальцами скользкий пот, а потом вцепился в свою смерть, вынуждая её склониться, прижаться к нему плотнее, всем телом, заставляя кричать и захлёбываться.
Сингур в итоге не умер, но вспотел, как скотина. Девка лежала на нём тоже вся мокрая, с прилипшими к спине и плечам волосищами, тяжело дышала. Мерцание ушло. И кровь больше не кипела. Только сердце ещё грохотало, и тело казалось непривычно послушным.
— Ты… — Сингур осторожно убрал с потного лба шлюхи мокрые локоны. — Тебя хоть как зовут?
Она фыркнула и скатилась с него на кровать:
— Так хорошо прошлый раз отыметь, что всё забыть?
— Я вообще плохо помню тот день, — честно признался он.
— Тоже мне, удивить! — сыто потянулась она. — Фимиамщик часто всё забыть. Как долго ты его нюхать?
— Я не фимиамщик, — сказал Сингур.
— А то я не видеть, как ты страдать прошлый раз, — фыркнула собеседница, давая понять, что она думает о его оправданиях.
— Я не фимиамщик, — повторил он.
— Ты болеть и умирать, — напомнила черномазая. — Это из-за фимиам. Я видеть такое. Сильные мужчины умирать, если долго дышать этот яд. И ты умирать.
— Чего ты заладила-то? — зевнул он. — Умру и умру.
Девка приподнялась на локте:
— Будет жаль терять такой любовник. А ты дать мне снова серебряный талгат?
— Размечталась.
— Тебе быть плохо? — насупилась она.
— Нет, мне быть хорошо, — ответил Сингур. — Но второй серебряный талгат — это слишком.
Шлюха надулась, толкнула его в плечо. Однако собеседник ловко перехватил её руку и потянул на себя. Девка злорадно захохотала:
— Второй раз это будет стоить тебе серебряный талгат, и деньги вперёд!
— Чего так дорого-то? — возмутился Сингур.
Она обвела рукой комнату:
— Я тебя спрятать, я тебя иметь…
— Ты меня?
— Да. Я тебя! Теперь ты хотеть второй раз. Талгат, — она протянула антрацитовую ладонь.
— Хозяин? — догадался, наконец, Сингур.
Девушка слегка поникла и кивнула:
— Я рабыня. Меня отпускать в город, но это стоить денег. Хозяин не пустить просто так, он не любить терять деньги. Ушла в город — принести деньги, как вернуться. Пока не принести, не пустят.
Сингур подумал, что не пустят — это весьма безобидная угроза. Скорее всего, ещё и поколотят, если слишком долго будет отсутствовать или мало принесёт.
Он свесился с кровати, нашёл на полу кошель с деньгами. Конечно, талгат она просила из вредности. Никто не ждал от неё таких денег. И хозяину она их все уж точно не отдаст…
— Вот, держи, — он высыпал ей в ладонь горсть небольших серебряных монет. — Здесь как раз талгат. Отдай хозяину столько, сколько сочтёшь нужным, Путь В Небо.
Она сверкнула белоснежными зубами:
— Теонга.
— Что? — не понял собеседник.
— Путь В Небо — это Теонга. А меня звать Тихая Вода. Нелани. Хоть со второй раз запомнить, фимиамщик ты белый.
— Я не фимиамщик. Запомню.
Он снова опрокинулся на кровать. В доме было тихо и прохладно. Безопасно.
— Что это за место? — спросил Сингур.
— Дом страсть, — ответила девушка. — Богатый мужчина купить дом, чтобы иметь женщины, но так, чтобы никто об этом не знать. Сейчас мужчина нет Миль-Канас, он уплыл в Вирге. Вернется не скоро. Живи. Тут тебя не искать те, от кого ты бежать. Я прийти, когда взойти луна, принести еда и вода. Ты отдыхать.
Она встала, чтобы начать одеваться, но Сингур поймал тонкую руку и снова потянул Нелани к себе. Она засмеялась:
— Не устал?
— Нет. Хочу в небо.
* * *
Когда чужак сбежал, Стиг очень надеялся, что Аурика вернётся в храм в покои дев, а он сможет отправиться помогать братьям в поисках. Это было бы разумно со стороны многоликой, особенно если учесть, какой переполох начался после боя. Гульяна с Ларобом чуть не устроили вторую схватку тут же, только уже с личным участием.
Гульяна орал, что бой нечестный, обвинял Лароба в сговоре, тогда как тот неприкрыто насмехался над своим соперником, говорил, что проигрывать надо уметь, и советовал сохранять достоинство перед лицом неудачи. Гульяна от этих ядовитых слов стал зеленее лягушки в прихрамовом пруду и едва не захлебнулся бессильной яростью. Он покинул площадь стремительно в окружении своих людей, четверо из которых несли на носилках едва дышащего Железного Лба.
Стиг отдал приказ братьям собраться на площади: он решил отрядить двоих мечников в сопровождающие Аурике, а остальных разделить на группы и отправить прочёсывать город. Но тут кто-то мягко взял его за локоть.
Юная жена, вместо того чтобы поступать разумно, как от неё требовалось, сказала ласково:
— Пойдём прогуляемся, любовь моя.
И потянула избранника
