– Второй – первому, нашел живого, местный. Раненый, но помирать вроде не собирается, – это Стингер, пока я с трупами возился, усвистал дальше. – И эта… Командир, это не человек. Точнее не совсем человек…
– Знаю, – коротко бросил я. – Сейчас придем. Тирли, проверь фургоны, может кто спрятался. Комар – на тебе сигналки по периметру, Потапыч на стреме.
Отец Яков уже закончил чистить желудок и теперь полоскал рот морсом из фляжки. Я жестом поманил его за собой и пошел вдоль дороги, оставляя повозки по правую руку. Заодно присмотрелся и к зверюгам, впряженным в них. Больше всего это напоминало бегемота с чешуей и на шести лапах. Пропорции тела такие же, по крайней мере. А вот пасть скорее коровья. И не перестает жевать. Хвост по форме как у земных ящериц, только короткий, до земли не достает. И на редкость флегматичные создания. Только что здесь бой кипел, и мы стреляли много – а им все по барабану. У первой повозки бегемот вообще весь кровищей залит, но стоит так же спокойно, как и остальные. А фургоны вполне привычного облика. В кино про покорение американского запада такие любят показывать. На четырех колесах примерно метрового диаметра, деревянные борта. На подковообразный каркас тент натянут из тряпки, парусину напоминающей, грязно-серого цвета. Или это пыль так въелась? Видно, что использовали повозки долго и со вкусом, борта пошарпаны, на тентах заплат множество, на колесах тоже кое-где латки на ободах видны. Но развалюхами не выглядят.
А вот и Стингер, стоит на колене, выцеливает кого-то. Как только мы остановились около моего зама, чуть поодаль из кустов выскочил Тирли и побежал шмонать фургоны. Ага, ясно, он Стингера прикрывал. Я взглянул на то, во что целился капитан. Вот бляяя… Опять этот засранец свое прозвище подтвердил. Стингера так прозвали за то, что он в любой ситуации и в любой дыре умудрялся найти баб, причем симпатичных. И не только найти, но и переспать… Вот кто-то и ляпнул, что мол ты на баб наводишься, как «Стингер» на вертолеты. Так и прилепилось.
Вот и сейчас. Около фургона, третьего по счету в колонне, лежала явная девчонка. Причем блондинка, классическая. Лет восемнадцати двадцати на вид. Симпатичная круглая загорелая мордашка, нос правильной «греческой» формы. Длинные и прямые соломенные волосы сзади были, похоже, чем то стянуты, но спереди оставлена челка, видимо, чтобы прикрыть рога. Сейчас же прическа растрепалась и пряди, пропитавшись потом, прилипли ко лбу. Длину волос оценить было сложно, девушка лежала на них. Рога это лицо совершенно не портили, скорее, окончательно завершали облик. Тоже черные, как у парня с глефой, только прожилки не золотые, а серебряные. И покороче, сантиметров десять. На правом плече расплывалось огромное кровавое пятно, да и вся правая рука у нее была как-то неестественно вывернута. Еще одно пятно крови расползалось под правым бедром девчонки уже на земле. Левая рука лежит на рукояти кинжала в ножнах, подвешенных слева же на поясе. Рядом с кинжалом там же еще одни ножны, только пустые. Поискал глазами вокруг. Ага, рядом с правой рукой валяется клинок, напоминающий саблю. Лезвие длиной сантиметров шестьдесят, узкое, слегка изогнутое, с односторонней заточкой, хитро изогнутая гарда. Сам клинок вороненый, только лезвие металлического цвета. Никаких гравировок и украшений, явно боевое оружие, купленное для дела, а не для подтверждения статуса.
А вот глаза из облика выбивались. Вытянутые вертикально зрачки делили радужку пополам. А цвет… Рыжий, нет, не так… Ярко-рыжий… Нет. Огненно-рыжий… Вот, так пожалуй точно, хотя… Скорее в ее глазах плескал сам огонь. Единственное сравнение, что мне приходило в голову, это око Саурона из экранизации «Властелина колец». Вот только там это око выражало смерть и обреченность, а здесь… Взгляд одновременно веселый, бесшабашный, яростный и безжалостный… Черт, это видеть надо, словами не передать.
Девчонка не шевелилась, только временами то шипела, то поскуливала, явно от боли. Блин, она же море крови уже потеряла, судя по следам, как еще в сознании… Еще помрет ненароком.
– Что с ней, – спросил я.
– Рана в правом бедре, рана в правом плече, правая рука, похоже, сломана в предплечье, – ответил Стингер, не опуская оружия. – Ей явно больно и крови потеряла много, но сознание терять вроде не собирается. Пыталась что-то мне сказать, но я ни хрена не понял. Точно – не английский и не испанский, ну и не русский. Агрессии не проявляла…
– Перевяжи ее, что ли. Только наши медикаменты ей колоть не надо, хрен знает, как они на нее подействуют, – приказал я после недолгого раздумья. – Антисептиком только протри. Я прикрою.
И повернулся к девчонке левым боком, чтобы автомат, лежащий на сгибе локтя был направлен в ее сторону. Так, на всякий случай… На глаза мне попался отец Яков. Глаза у священника были выпучены, борода стояла дыбом, рот приоткрыт, и он быстро-быстро крестился. И видимо с трудом подавлял желание наложить крестное знамение на девчонку, впрочем она на его манипуляции никак не реагировала… И серой от нее не пахло. Похоже, священник только сейчас пригляделся к внешности местных жителей.
– Надеюсь, батюшка, вы не приметесь гонять чертей прямо сейчас, – с иронией спросил я. – Черт, двусмысленно звучит.
– Пути господни неисповедимы, – ответил мне отец Яков, однако, не переставая креститься. – И зачастую то, что выглядит злом – им не является. Я стараюсь не судить о книге по обложке, да и вам советую… Посмотрим на ее поступки…
Я только покрутил головой, до сих пор мне казалось, что Яков намного более фанатичен, что ли…
– Что по твари? И по упырям?
– Здесь не чую. Не знаю, упокоили ее мы или нет, но здесь она не присутствует, – священник наконец-то немного успокоился, но все равно выглядел встревоженным. – Вампиров поблизости тоже не ощущается. Где-то далеко, километров триста отсюда, есть что-то странное, но… Я не понимаю что, какие то новые ощущения. О, Господи, наставь меня. Дома я чувствовал упырей за тысячу километров, а тут даже на десять напрягаться приходилось, – лицо священника приняло подавленное выражение.
– Ну не грусти ты так, разберемся. Вон, с девчонкой попробуем пообщаться. Кстати, как ты ее возраст оцениваешь?
– Ну, так на глаз лет девятнадцать, – подтвердил мою догадку священник, – но это относительно, надо побеседовать. Внешность обманчива, как я уже говорил…
Пока мы беседовали с отцом Яковом, Стингер, всем своим видом демонстрируя дружелюбие, что плохо вязалось с его обмундированием и вооружением, подобрался к девушке и, аккуратно взявшись двумя пальцами за ее левое запястье, попытался отвести руку от кинжала. Девчонка не сопротивлялась, но, видимо рефлекторно, дернулась и тут же от боли что-то попыталась сказать… Капитан был прав, язык и мне абсолютно незнаком, даже никаких ассоциаций. Тем более конец фразы сорвался на хрип и сухое шипение. Черт, да у нее же во рту, наверное, все пересохло. А то я не знаю, как будто сам никогда ранен не был.
