В ладонях Сиарея мелькнула радуга, сообщившая: «Благодарю вас сир, вы успокоили мое сердце. Но знаете ли вы, почему многоликие ласхи всегда узнают друга под любым обличьем?»
Лэйр поднял бровь:
— Нет. Объясни.
«Потому, мой драгоценный король, — ответил Сиарей россыпью маленьких северных сияний, — что мы чувствуем наш отраженный ключ в разделившей его душе. Иначе так легко потеряться среди северных снегов и вьюг и не распознать друга в тысяче обликов! Если мы доверяем другому сокровенный ключ, мы доверяем душу. Ее не подменить. Так вот. В том короле, кого я сейчас вижу перед собой, — лишь слабое эхо моего ключа. Отражение души, а не сама душа. Эта загадка не давала покоя в последние дни, но сейчас я начинаю понимать. Он — как Дорри, отразившая волю Роберта. Это не вы сами, прекрасная леди Лэйрин, это ваша воплощенная воля, не так ли?»
Жаль, что он не видит и не слышит, как я рассмеялась в своем огненном убежище. Дорри, гревшая мне бок, нахально забравшись с лапами на покрывало, недоуменно подняла голову и фыркнула. Хитрюги! И Рамасха хорош — не предупредил! И Эльдер! Может, для них все это естественно и они считают, что все должны знать таинства ласхов?
А там, в королевской опочивальне, Лэйр кивнул, и Сиарей, восторженно полыхнув, поклонился: «Я восхищен и преклоняюсь перед вашей находчивостью и силой, ваше изобретательное величество!»
— Значит, от вас никуда не скрыться, Сиарей?
«Можно скрыться, — ответил он. — Мы трепетно относимся к желаниям других. Если обладатель ключа желает остаться не узнанным или ищет полного уединения, он гасит его отражение в душе. Но и тогда его найдет тот, кто любит всем сердцем. К сожалению или к счастью, но окончательно след соприкосновения душ не стереть никому».
Пока мы с ним переговаривались столь необычным способом, в тишине из-за двери послышалась горестная, нарочито громкая жалоба вейриэна Миара:
— Нет, фьерр Холле. Я всего-то случайно прикоснулся к его величеству кончиком пальца, когда помогал переоблачиться. И он за это меня едва не сжег дотла! Теперь вы понимаете, почему он никому не позволяет к себе прикасаться? Да никто и не рискует. Он совсем себя не контролирует! Вспыхивает мгновенно.
— А вы его женить хотите! — добавил Таррэ. — Даже не думайте, фьерр Холле! Видели, что тут творилось? Да с его пылом от молодой жены лишь головешка останется в первую же брачную ночь!
Вот мерзавцы! Решили оставить короля без невесты, раз уже не могут помешать моему браку, который положит конец существованию Регентского совета. Я так разозлилась, словно и на самом деле была мужчиной. И спохватилась лишь под смешливым взглядом Сиарея, брошенным на возмущенного Лэйра.
Освидетельствование короля на зрелость прошло стремительно. Ожоги на лицах и руках грозных вейриэнов были столь красноречивы, что больше никто не осмелился ко мне прикоснуться. Притащенные за шкирку герцогом Холле лекари уперлись у порога, бросили издали взгляд на предъявленное им мужское достоинство фантома, дружно восхитились и торжественно вынесли вердикт: «Мужчина, без сомнения! И готов к воспроизводству рода. Чем скорее женим, тем лучше для всех!» — и вырвались из покоев, счастливые, что остались живы и здоровы.
Сплетни о том, что король Гардарунта — женщина, благополучно скончались.
Регентский совет вынужден был объявить о вакантном месте невесты короля Лэйрина. Но о моих страхах, что в первую же минуту сбегутся толпы девиц, желающих стать королевами, можно было забыть, благодаря тем же вейриэнам — за три дня, оставшихся до окончания траура по Роберту, не нашлось ни одной.
Все потенциальные невесты из благородных домов королевства оказались срочно помолвленными, а иностранные послы смущенно отводили глаза: мол, брачные переговоры — дело долгое, срочно не получится. Пока депеши с предложением руки и сердца дойдут, пока их рассмотрят правители и отцы невест, пока ответят — не один год пройдет.
Еще бы им торопиться. Кому нужен нищий король, да еще и огнедышащий?
По Гардарунту поползли жуткие истории. Одни утверждали: королевский, мол, поцелуй превращает человека в саламандру. Нет, возражали другие, в драконов и дракониц. Откуда что взялось? Вейриэна Миара, за пару дней вернувшего себе прежнюю красоту, сложно назвать человеком или саламандрой, да и не лез он ко мне с лобзаниями. Он лез хуже. И прощать наглости я не собиралась. И не только я.
ГЛАВА 9
Дуэль красного мага
Накануне основных событий, потрясших Гардарунт в очередной раз, Эльдер ворвался в зал совещаний с воплем:
— Быстрее, ваше вечно занятое величество! Они там друг друга убивают! А если он преобразится, праздники можно отменять! Некому будет праздновать! Сожрет полстолицы!
— Кто кого убивает? Кто кого сожрет? Где там?
— На Черном Пепелище!
Так теперь в народе назывался обширный пустырь, оставшийся на месте сгоревшей почти сорок дней назад Черной Часовни и окружавшего ее заброшенного парка. Проклятое место, где, как теперь я знала, королева Хелина и зачала меня от темного владыки. И зачем ее туда понесло? Я еще надеялась, наивная, когда-нибудь узнать всю правду о том, что привело в мир всю такую неправильную меня.
В тот вечер я находилась во дворце в истинном теле, прикрытом иллюзией мужественной внешности. Бояться-то уже нечего, а надо было отдохнуть от постоянного напряжения внимания, которого требовала поддержка фантома. У меня никак не получалось сделать его относительно самостоятельным, как Дорри. Без моего пристального наблюдения Лэйр шел вразнос, слепо тычась в стены, или застывал безмолвной статуей.
— Долгодумающий мой король, быстрее же! — возопил Эльдер.
Надев особые перчатки, защищавшие снежного дьявола от жара моих ладоней, я забралась на подоконник под печальными взглядами графа Оллора, герцога Холле и главного казначея, с которыми обсуждала детали предстоящих церемоний и перекраивала остатки казны. Меня тут же подхватил стремительный буран и унес в небеса.
Над пустырем поднимался черный клуб пепла, перемешанный с яркими белыми вкраплениями.
— Ненавижу это место, — вырвалось у меня. — Надо как-то избавить от него мою столицу.
— Отдайте его нам в пользование, и мы покажем, что такое настоящее искусство зодчества! — предложил Эльдер.
И я опрометчиво согласилась:
— Да забирайте!
Под пылевым облаком — магическим, как оказалось, поднятым специально и укрывшем драку от нежелательных глаз — мы обнаружили еще один буйный вихрь: сражавшихся на мечах Миара и Светлячка и секундантов в количестве аж девяти нечеловеческих лиц и одного человеческого. Таррэ, само собой, с присными, а также Сиарея с парой ласхов и троих аринтов — официальных послов восточных магов. Единственным человеком оказался сердечный друг барона фьерр Гирта, тоже бывший фаворит Роберта, кареглазый баронет фьерр Джер.
