Ольга промолчала.
– Надо идти, – сказал я. Обернулся – на окно, где виднелись силуэты ребят. Кто-то из охраны помахал мне рукой. – Оля, а как работал Игнат?
– Стандартно. Знакомство на улице, по варианту «неуверенный интеллигент». Кофе в баре. Разговоры. Уровень симпатии объекта быстро повышался, Игнат перешел к форсированному знакомству. Купил шампанское и ликер, они пришли сюда.
– Дальше.
– Вихрь стал расти.
– Повод?
– Никакого. Игнат ей нравился, более того, она стала испытывать сильное влечение. Но в этот момент пошел рост воронки, катастрофически быстрый. Игнат сменил три стиля поведения, добился однозначного предложения остаться на ночь, после чего воронка перешла в стадию взрывного роста. Был отозван. Воронка стабилизировалась.
– Как его отозвали?
Я уже замерз, и в ботинках чувствовалась противная сырость. И все же я еще не готов был действовать.
– «Больная мама». Звонок по сотовому, разговор, извинения, обещание позвонить завтра. Все было чисто, подозрений у объекта не возникло.
– И воронка стабилизировалась?
Ольга помолчала, видимо, связывалась с аналитиками.
– Даже несколько присела. На три сантиметра. Но это может быть обычным откатом после прекращения подпитки.
Что-то во всем этом было. Вот только я никак не мог сформулировать невнятные подозрения.
– Где ее участок, Ольга?
– Здесь, вокруг. Включая этот самый дом. К ней частенько заходят больные.
– Прекрасно. Тогда я пойду как пациент.
– Тебе требуется помощь с наложением ложной памяти?
– Справлюсь.
– Шеф одобряет, – через паузу ответила Ольга. – Работай. Твоя маска – Антон Городецкий, программист, холост, наблюдается три года, диагноз – язвенная болезнь желудка, проживает в этом же доме, квартира шестьдесят четыре. Она сейчас пустая, в случае необходимости обеспечим тыл.
– Три года я не потяну, – признался я. – Год. Максимум год.
– Хорошо.
Я посмотрел на Ольгу, она на меня – своим немигающим птичьим взглядом, в которым все же было что-то от той грязной аристократичной женщины, пившей коньяк у меня на кухне.
– Удачи, – пожелала Ольга. – Попытайся снизить воронку. Хотя бы десяток метров… тогда я рискну.
Птица взлетела, и мгновенно ушла в сумрак, куда-то в самые глубокие слои.
Вздохнув, я пошел к подъезду.
Хобот вихря заколебался, пытаясь коснуться меня. Я протянул навстречу ладони, сложив их в Ксамади, знаке отрицания.
Вихрь дрогнул и откатился. Без страха, скорее принимая правила игры. При таких размерах рвущееся инферно уже должно обрести разум, стать не тупой самонаводящейся ракетой, а скорее свирепым и опытным камикадзе. Смешно звучит – опытный камикадзе, но в отношении Тьмы этот термин оправдан. Вломившись в человеческий мир, вихрь инферно обречен погибнуть, но это не более, чем гибель одной осы из огромного роя.
– Твой час еще не настал, – сказал я. Инферно все равно не ответит, но мне хотелось это сказать.
Я прошел мимо черенка.
Вихрь казался сделанным из иссиня-черного стекла, обретшего резиновую гибкость. Внешняя поверхность его была почти неподвижна, а вот в глубине, где темная синева переходила в непроглядную тьму, угадывалось бешенное вращение.
Может быть я и не прав. Может быть, час как раз-таки настал…
Подъезд оказался даже без кодового замка, точнее – замок был, но разломанный и выпотрошенный. Нормально. Маленький привет от Тьмы.
Я уже разучился обращать внимание на ее мелкие пятнышки, замечать надписи и следы грязных подошв на стенах, битые лампочки и загаженные лифты.
Но сейчас я был на взводе.
Узнавать адрес нужды не было. Я чувствовал девушку, – вряд ли стоит отказывать ей в праве называться девушкой на основании замужества, это, скорее, категория возраста, – я знал, куда идти, я уже видел ее квартиру, точнее не видел, а воспринимал всю целиком.
Единственное, чего я не понимал – как мне убирать эту проклятую воронку…
Я остановился перед дверью, обычной, не стальной, что очень странно на первом этаже, да еще с выломанным в подъезде замком. Глубоко вздохнул, и позвонил. Одиннадцать. Поздновато, конечно.
Послышались шаги. Никакой звукоизоляции…
Она открыла дверь сразу.
Никакого вопроса, и в глазок не посмотрела, и цепочку не накинула. Это в Москве! Ночью! Одна в квартире! Вихрь пожирал последние остатки ее осторожности, той самой, что позволила девушке продержаться несколько дней.
Вот так обычно они и погибают, люди, на которых наложено проклятие…
А внешне Светлана пока оставалась нормальной.
Разве что тени под глазами, но мало ли, как она ночь провела.
И одета… юбка, нарядная кофточка, туфельки, словно ждала кого-то, или почти собралась уходить.
– Добрый вечер, Светлана, – сказал я, уже замечая в глазах намек на узнавание. Конечно, она смутно запомнила меня со вчерашнего дня.
И этот миг, когда она уже поняла, что мы знакомы, но еще не вспомнила, как, надо было использовать.
Я потянулся сквозь сумрак. Бережно, потому что вихрь как приклеенный висел над головой девушки, и реакция могла последовать в любую секунду. Бережно, потому что мне не хотелось обманывать.
Даже желая ей только добра.
Это интересно и смешно только в первый раз.
Потому, что если интересно будет и дальше, тебе не место в Ночном Дозоре.
Одно дело – менять моральные императивы, причем всегда в сторону добра.
Другое – вмешиваться в память. Это неизбежно, это приходится делать, это часть Договора, и сам процесс нашего входа-выхода в сумрак вызывает у окружающих секундную амнезию.
Но если однажды ты получишь удовольствие от игры с чужой памятью – тебе пора уходить.
– Добрый вечер, Антон, – ее голос слегка поплыл, когда я заставил ее вспомнить то, чего никогда не было. – У тебя что-то стряслось?
Я, кисло улыбнувшись, похлопал себя по животу.
В памяти Светланы сейчас бушевал ураган. Не такой я мастер, чтобы наложить ей сконструированную ложную память. К счастью, тут можно было дать лишь два-три намека, а дальше она обманывала себя сама. Она собирала мой образ из какого-то давнего знакомого, с которым мы были похожи внешне, другого, еще более давнего и недолгого, но симпатичного ей характером, из двух десятков пациентов моего возраста, из каких-то соседей по дому.
Я лишь легонько подталкивал процесс, подводя Светлану к целостному образу. Хороший человек… неврастеник… и впрямь часто болеет… слегка флиртует, но только слегка – очень неуверен в себе… живет в соседнем подъезде.
